Двадцать второго февраля празднуется годовщина преподнесения Галилеем герцогу Фердинандо посвященной ему книги «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой». Не правы те, кто вслед за нашим завхозом считают, что это было просто. То есть Галилео Галилей пришел с книжкой подмышкой и ни здрасти, ни досвиданья:
— Фердинандо!
— А!
— На!
Тут надо учитывать, что, хотя Фердинандо учился в свое время у Галилея и наверняка получал от него всякие фамильярные альгарады и щелчки, но после окончания учения пошел работать великим герцогом, что в РФ теперь соответствует должности никак не меньшей, чем участкового, а то и выше. То есть такой, при которой не только имеешь право на ношение пистолета, но и на катание пушки, и на сверкание доспехами из-под небес, и на гвоздик в Столовой №100, откуда можешь радовать всех гулкостью, медным цветом лица и округлыми статями. Поэтому, конечно, Галилей преподносил книжку со всей тщательностью, время от времени, наверное, приседая или как-то иначе выражая почтение.
А с другой стороны, Галилей, хотя и оказался впоследствии самой натуральной уголовной мордой (да, его судили и приговорили), но, кроме этого, все-таки был еще и ученым с мировым именем. Завхоз, конечно, и тут говорит, что и мир-то в те времена был куда меньше, и ученым можно было стать просто из любопытства, но мы все-таки считаем Галилея ученым и великим притом. Чего стоит, например, одно то, что он изобрел подзорную трубу и продолжал пыриться в нее, даже когда совершенно ослеп. Это, уж как там завхоз себе хочет, но гораздо круче, чем даже Бетховен, который оглох от увлечения громкой музыкой, но продолжал играть на музыкальных инструментах так уверенно, что и дня не проходило без того, что бы кто-нибудь из домочадцев не кричал на всю улицу, полностью лишившись терпения:
— Господи, Боже мой, да кто опять Бетховену бубен принес? Рехнуться же можно, честное слово, чертовы идиоты! То, понимаешь, дудку, то барабан. Это не смешно!
Фердинандо наверняка тоже как-то готовился, натирал щеки мылом и душился духами, а не просто сидел в халате и тапках посреди своего дворца. По сообщениям историков, он и жене своей сделал внушение:
— Завтра Галилей придет, будет книжку дарить, так ты уж, ради Христа, в бигудях-то по дому не расхаживай.
А жена его всегда слушалась, потому что любила то, какой он у нее был шустрый и великий герцог с алыми губами, мальтийским крестом, волосатым подбородком и прочим обыкновенным герцогским.
В остальном же все было, в общем-то, как у всех. Галилей пришел с книжкой: здрасти, мол, ваше высочество. А Фердинандо сделал вид, что ни об чем не догадывается, а что, дескать, всегда-то так по дому ходит: в кружевных воротниках и с намыленными щеками. А жена его тоже: святые угодники, а я-то еще думаю, что там в передней за шум такой, дай-ка, мол, погляжу, а это вы, то есть Галилео Галилей, ученый муж и астроном с уголовными наклонностями! С чем, батюшка, пожаловали?
— Да вот, — сказал Галилей, — книжку написал, принес вашему супругу подарить.
— О! — изобразил удивление Фердинандо. — Интересная? Как называется?
— С разрешения вашего высочества, называется «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой», а интрига в ней такова, что только на последней странице доводится узнать, какая из систем правильная, а какая так.
Чтобы не портить удовольствие от чтения тем, кто еще эту книжку не читал, скажем лишь, что та система, которая на последней странице называлась правильной, на самом деле оказалась не такой уж и правильной, как воображал Галилей, раз за ее защиту могли запросто посадить в тюрьму и даже припалить хвоста. Кроме того, те астрофизики, которые обедают в Столовой №100, говорят, что в последнее время вскрылись такие факты, которые позволяют считать любую систему правильной.
— Все равно, — говорят. — Теперь по всей науке такой приказ вышел, что хоть на голове стой, а и тогда никто не взыщет. Нехорошее про негров и женщин только не говори, в остальном же — полная воля.
— Ого! — вскинули мы брови. — Ну, у нас-то все наоборот. Про женщин и негров можно говорить всё, что в голову взбредет, а воли никогда не было никакой.
Астрофизики в ответ посмотрели на нас долгим взглядом, но ничего не сказали.
А вот Фердинандо сказал Галилею:
— Опасными стезями ходишь, профессоре.
— А, — отмахнулся Галилей, — ничего опасного. Инквизиторы и читать-то толком не умеют, куда им такую толстую книжку одолеть!
Кстати, забегая вперед, хотя инквизиторы, и правда, читали с большим трудом, но удрали такую штукенцию, какой проницательный Галилей от них совершенно не ожидал. А именно, просто-напросто открыли сразу последнюю страницу и медленно, но верно прочитали ее содержимое. Но тогда, как мы уже заметили, Галилей вполне веровал в свою проницательность, а она предрекала ему жизнь, подобную порханию с цветка на цветок с сопутствующими этому делу нектарами, амброзией и удовлетворённым жужжанием.
— Хорошо, — сказал Фердинандо.
— Ага, — сказал Галилей.
Посидели, похлопали друг дружку по плечам, животам и ляжкам. Помолчали. Послушали, как в соседней комнате звякают фарфор и серебро.
— А что, синьор профессор, а не позакусить ли нам?
— Позакусить, отчего же бы не позакусить, — заулыбался Галилей. — Особенно, если у вашего высочества найдутся пара бутылочек сладкого тосканского.
— Как же не найдется? — ответил Фердинандо и даже хлопнул в ладоши от удовольствия. — Не даром же я ношу титул великого герцога Тосканского. Я тут навроде короля, распоряжусь только, и все дела.
Дальнейшие события, однако, касаются совсем другого праздника, который празднуется в этот же день, но называется годовщиной угощения герцогом Фердинандом Галилео Галилея сладкими винами и средственными закусками, а мы избрали своим информационным поводом годовщину преподнесения книжки. Хотя, будучи столовой, должны были, по идее, поступить иначе. В этот праздничный день принято презентовать книжки собственного сочинения, увлекаться астрономией, выпивать со сторожем обсерватории и вообще — жить и не тужить.
И акцию сегодня мы посвящаем знаменитому событию, связанному с презентацией книжки, а не (по какому-то наваждению) с обеденной трапезой. Всех гостей, могущих доказать, что являются прямыми потомками Г. Галилея, обещаем накормить бесплатно. Тем более, райтер нас заверил, что на галилеевом внуке вся его фамилия пресеклась.
Акция: борщ 48 рублей и макароны по-домашнему 60 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300.
P. S. Мы не удержались и отправили Василию Ивановичу телеграмму с вопросом, правда ли, что теперь в науке вышла большая воля и на обломках самовластья уже всякого понаписано? На что Василий Иванович нам ответил прямой речью, подкравшись сзади, чем здорово нас напугал:
— Если это райтер вам напел, то всё брехня от первого до последнего слова. И передайте ему, напрасно он думает, что престидижитаторы читать не умеют. Так и скажите: Галилей, мол, тоже думал, да в суп, как известно, попал.
Мы воспользовались недомоганием райтера, чтобы стреножить сего распоследнего и, хотя бы отчасти, прикрыть ту разговорную трубу, что находится у него под носом. Верно рассчитав, что недуги обострят райтерскую мнительность и доверие ко врачам, мы призвали доктора Зеленкина и, надавав инструкций и подзатыльников, запустили прямо к нему на квартиру.
- Ай, - кричал Зеленкин, - да сам я все знаю!
- Да? А кто хотел райтера током дергать?
- Идите к черту, так в учебнике написано, я ничего не выдумывал. Приставил бы провода и рубильник бы включил. То есть включатель бы врубил.
- Да как бы ты включил, когда у тебя полны руки проводов? И что это за учебники такие ты там читаешь?
- Советская медицина такова, что надо только ввязаться, а там само собой все происходит, как по волшебству. А учебники всем известные: «Руководство по шизофрении» академика Снежневского и воспоминания полковника Лунца «Как я дернул током гражданина Буковского».
- Ну-ка, дай сюда. Хм, действительно: «Однажды я дернул током Буковского…». Ужас какой! Ты вот что, мы эти книжки сейчас у тебя заберем, а ты постарайся райтера убедить. Убедить! Дави на смертный страх и на то, что у него последние волосы повываливаются. В крайнем случае, покажи ему кузькину мать, вот тебе ее фотография.
- Бе-е-е.
- Не бекай и ради всего святого о проводах даже речи не заводи.
- Да ладно вам, я же так, чуть-чуть, ничего бы вашему драгоценному райтеру не сделалось.
- Зеленкин! Мы за тебя волнуемся. Райтер тут пятьдесят лет прожил, действительную службу служил, на корточках за гаражами сиживал и пока рта не раскрывает, то отличить его от местного анархо-синдикалиста почти невозможно. А его знакомство со всякими историческими анекдотами только ухудшает твои шансы, поэтому не спорь, пожалуйста.
На свое счастье, Зеленкин поступил согласно с инструкциями: напирал на страхи и под конец, почувствовав, что райтер совершенно размяк, подал ему лошадиные путы, даже объяснив, как ими пользоваться. Маску же велел вовсе не снимать до тех пор, пока все не разъяснится.
- Что все? – спросил совершенно потрясенный райтер.
- Все. Вообще все.
Поэтому сегодня никакой политики не будет. Мы опасались, что неожиданное явление Григория Алексеевича заставит райтера разорвать бинты и как-нибудь испортить нам хорошее настроение, но оказалось, что он давно уже считал Явлинского почившим, а его внезапное вторжение объясняет просто результатом чьих-то бесчеловечных спиритических опытов. Нужно сказать, что в этом он не одинок. Люди и более осведомленные, особенно из тех, что помоложе, не раз уже спрашивали, чей, мол, это дедушка.
- Фиг знает, - обыкновенно отвечали им, - всегда тут сидит.
Иногда, дескать, изнутри у него раздается какая-то трескотня. Тогда все вздрагивают и смотрят на него долгим взглядом, пока кто-нибудь посообразительней не догадается поднести ему рюмку водки и огурец. После этого он опять надолго затихает. Впрочем, и трещит все реже и реже, видно, что вкус жизни постепенно покидает его.
Лучше уж мы сегодня начнем выполнять свое обещание снабдить наших читателей именным указателем, чтобы они не вязли так отчаянно в исторических и литературных персонажах, которые плодятся и размножаются в Столовой №100 и ее окрестностях. Сначала думали располагать их в алфавитном порядке, но тут поднялся такой гвалт, вскрылись такие застарелые обиды, что мы почли за лучшее бросить эту затею и указывать всех произвольно, по мере воспоминания.
Вот, например, столовая. Часто упоминаемая тут штука. А что столовая? Какая она? Есть ли в ней по крайней мере стулья или все сидят китайским манером, расположившись под столами, которые, как ясно из названия, в столовой уж должны бы быть? Имеет ли она стены и прочее присущее зданиям? Или безгранична, как сонный морок? А может быть, это бродячая столовая-шапито и составляется из вонючих шкур, а после разбирается и влечется толстогубыми волами на новые места? Покойно ли это место, или всякого входящего немедленно берут в оборот и гоняют из угла в угол без срока и жалости? Наконец, злачно ли место сие? Или злаки прозябают лишь там, где столовая заканчивается, но начинается нечто другое, что уже и столовой-то затруднительно называть? И это все не праздные вопросы, ведь вдумчивый читатель, единожды прочитав «столовая», начинает места себе не находить, доходит даже до сомнений и такого рода метафизических вопросов, что запросто может утратить аппетит.
Бывали случаи, когда некоторый человек приходил к нам и воображал увидеть серебро и хрусталь, крахмальную скатерть и антикварные водяные часы в углу, называемые клепсидрой, а также гидрологиумом, но находил только всяческую банальность, присущую общественным питаниям.
- Помилуйте, - писал он после, - одна только слава, что столовая, а утираться дают бумажными салфетками, и даже мыло там пребывает в жидком состоянии. Безобразие!
А другой всходил к нам с мыслью показать семейству изъеденные вилки, бытые чашки и вообще поделиться задушевными воспоминаниями молодости, а уходил с чувством глубокого возмущения.
- Да что же это такое? Я все семейство собрал, обещал в пищевом отравлении поучаствовать и продемонстрировать парадокс нарушения поста без нарушения оного. А в результате мы просто скучно поели, побрели домой и, не знаю даже, но мясо говядов! Оно там есть и бесстыдно продается. Что же это за столовая? Безобразие!
Поэтому первая статья нашего указателя будет посвящена Столовой №100. Итак, Столовая №100 – здание, служащее декорацией для райтерских постановок. Носит имя Иммануила Канта, потому что никто, кроме нее и самого Канта, это имя носить не согласился. Приписана по военно-морскому флоту в ранге боевого катера на паровом ходу и в случае войны обязуется незамедлительно отдать концы. В силу этой же приписки, не имеет канализации, взамен чего обладает необходимой катеру юркостью, воинской хитростью, доблестью и способностью к разнообразным неожиданностям. Стены выполнены из камыша с добавлением просеянного голубиного помета и обложены кирпичами. Имеет парадоксальную крышу. То есть специалисты утверждают, что ее нет, но она, действительно не имея бытия, каким-то образом есть. И это вовсе не означает, что она, то есть, а то ее и нет. Это как-то описывается квантовой механикой при помощи постоянной Планка. Один бродячий квантовый натурфилософ пытался нам объяснить и даже наелся для этого гороха, но в результате только исчиркал нам целую пачку салфеток, а крыша как была, так осталась, или, другими словами, как ее не было, так и нет.
Имеет многоцелевые окна, через которые мы смотрим на окружающий мир, наблюдем смены времен года и получаем сведения о погоде и политическом климате. Однако, через те же самые окна можно заглянуть внутрь столовой и узнать, что мы там делаем. Ведь кроме своей основной обязанности декорировать райтерские выдумки, столовая еще и изготовляет провизию, продает ее алчущим, уплачивает налоги, а на оставшиеся деньги бесится с жиру.
А акция сегодня посвящается физику Хансу Эррстеду, который открыл магнитные свойства электричества, что привело к созданию компьютера, при помощи которого мы все теперь и общаемся. Это, по нашему мнению, гораздо интереснее, чем тупо дергать людей током, как это делал полковник Лунц.
Акция: суп-лапша куриный 17 рублей, оладьи из печени 52 рубля и гречка на гарнир за 24 рубля. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300.
Райтер закрылся на карантин. Просил извинить. То есть, конечно, ничего он не просил, это мы просим. А он засел у себя на квартире и изображает из себя корсиканское чудовище, запертое на святой Елене: ходит, заложив руки за спину, бормочет, стонет, возлежит на одре, жалуется на оброшенность и кутается в халат. Сначала пробовал диктовать завещание, но, обнаружив, что диктовать, собственно, некому, принялся ходить, бормотать и так далее — всё в точности так, как описано выше. Соседи даже уверяют, что не единожды ясно слышали из его окна: «Элои! Ламма савахфани». Скорее всего, сочиняют. В этом доме все имеют страсть к сочинительству. Но совершенно верно, что всё, что теперь выходит из рук райтера, носит на себе печать болезненного брюзжания. Написал нам письмо с просьбой выслать обед, где нас называет «любезными», а себя в одном месте — «умирающим временно исполняющим обязанности вождя», в другом — «временно исполняющим обязанности умирающего вождя», а в третьем — «истерзанным местоблюстителем».
Прислал нам записку к понедельнику, но размещать ее мы не смеем: столько там содержится контрреволюционного яда, способного отвратить большее число наших читателей не только от мысли когда-нибудь закусить в нашей столовой, но и от помышлений об обеде вообще как таковом. И, самое главное, мы очень боялись, что он опять помянет родину-мать, которую поклялись защищать после известного исхода части благословляющих Столовую №100 в стан ее проклинающих, и благодарили Бога за то, что сейчас вроде бы и повода для таких поминовений нет. И что же? Только перелистнули страницу, как прямо в наши глаза кинулось: «И пусть любители пышныхъ сноповъ, масляныхъ шестеренокъ, дебелыхъ сосцовъ и прочаго скажутъ спасибо, что сегодня не устраивается какой-нибудь патрiотическiй совѣтскiй шабашъ, а то бы пришлось про вашу желѣзобетонную мать писать и писать буквально слѣдующее: …». Мы так и обомлели. Уж сколько мы внушали этому белогвардейцу, что обидчивая железа советского патриота, как и материал, из которого выполнено тело истукана его ужасной матери, предварительно напряжена, а ему и дела нет.
— Знаю, — говорит. — Чѣмъ же еще объясняется, по-вашему, хватанiе гуляющихъ людей на улицахъ? Именно тѣмъ самымъ. Многiе тутъ стали усматривать въ этомъ чуть ли не многоумную каверзу, направленную искусной рукой въ сердце чекистскаго государственнаго уклада, и в.п.с. даже на мгновенiе застылъ, но тутъ же вспомнилъ, что совѣтскiй патрiотъ, прежде всего, злобный дуракъ, хотя и весьма проворный въ практическомъ смыслѣ. То есть не только мимо рта не хотящiй пронести, но и не могущiй, въ силу самаго устройства его хайла.
Мы, конечно, немедленно наложили ему печать на уста, но вынуждены были согласиться. К тому же, он нам напомнил, как один из прежних наших градоначальников, из тех, которые пребывали в убеждении, что хотя делу время, а и потехе свой час надобно уделять, понимая под потехой то же, впрочем, что и те, которые на потеху не отвлекались, то есть устроительство общественных мест, попечение об образовании и здоровье и прочую в этом роде канитель, как-то раз, в разгар предвыборного престидижитаторства, взялся вдруг издавать ругательную газету. Причем газета, по видимости, должна была ругать именно его самого, но при этом заронять в сердца избирателей мысль о том, что без него весь град непременно обрушится в тартарары вместе с кремлем и казначейством. Зачем ему это понадобилось — большая загадка, но он и вообще был деятельный тип и хотя рос от единого советского корня, но чекистской прививки был лишен, а лишь прочувственно исполнял сокровища городского романса. Газета распространялась бесплатно, и он лично благословил распространителей с заднего крыльца и спокойно ушел обедать для подкрепления сил, истощенных деланием дела. Не успел он, однако же, кончить свой обед, хоть это и отнимало много времени, как со всех концов города возмущенные городские обыватели стали приносить ему целые стопки газет, а в одном случае даже привели и плачущего покаянными слезами распространителя. Мэр только руками развел.
А ведь это были хотя и почтенные личным знакомством, но совершенно не связанные никакой присягой советские дураки, вся претензия которых была только в том, что в газете писались «неправильные и обидные слова». Впрочем, до чтения, конечно, дело не дошло, но там были соответственные картинки, которые и обличили лживого змея измены.
А теперь вообразите себе того же самого советского дурня, но осененного государственным блеском и имеющего дело не с печатным текстом, а с «неправильными и обидными словами», высказанными устно, что чертовски облегчает понимание. О, братия! Он ведь уверен, и даже его самая обиходная жизнь предоставляет на каждом шагу несомненные удостоверения, что «закон» и «дышло» — синонимы, но даже, как бы там ни было, а к нему ни то ни другое применять никак нельзя.
И при всем при этом, те прекраснодушные, которых теперь ловят, сажают, мутузят и прочее, желают соблюдения «закона». Сам главный их исповедник только об том и говорит, что о соблюдении законности.
Да ведь это все равно, как подойти к этой стае и кротко просить их дернуться током или вовсе низвергнуться в море, потому что требовать соблюдения закона — это значит расшатывать их опорную колонну или, если можете вместить, ту самую скрепу, которая не дает всей этой вавилонской блуднице разлететься на куски.
Сто уже лет на этой территории нет закона, а действует исключительно скомканное и противоречивое телефонное и устное предание. На протяжении всех этих лет законность всячески попиралась, во-первых, потому, что мудрено создать такой свод, который удовлетворял бы любому сиюминутному большевистскому хотению, а во-вторых, потому что самая их смрадная мумия в те поры, когда еще имела способность говорить, прорекла, что вся эта буржуазная законность нужна только для того, чтобы замылить глаза буржуазным же соседям до тех пор, пока не представится случай перервать им глотки.
Договоренности, союзы и джентльменские соглашения с ними тоже никакого смысла, к сожалению, не имеют. С их стороны, это только повод заглотать союзника со всеми потрохами. И потом, для джентльменского соглашения нужно, чтобы его заключали джентльмены, а если с одной стороны джентльмен, а с другой - мужик, то ничего путного ожидать не приходится. А они сами себя с глуповатой гордостью величают мужиками. "Мужик", говорят. Интересно, если бы, например, Петра Столыпина кто-нибудь назвал бы мужиком? "Хороший ты мужик, Петр Аркадич". Наверное, случилось бы какое-нибудь дворянское кровопролитие. Или же просто, учитывая его бесстрашный характер, дал бы в ухо, а потом, в случае суда, заплатил бы положенную виру. Или Антона Ивановича Деникина, сына крепостного, дослужившегося до штаб-офицерского чина, мужиком? Тут бы уж точно без пистолетов бы не обошлось.
Чего уж, казалось бы, проще? РФ ведь не скрывает, что является правопреемницей СССР, а стало быть сами о себе они свидетельствуют, что отцы их человекоубийцы. И всем известно, что культ предков, это единственная религия, которую они исповедуют без шуток.
— Коротко говоря, — подытожил райтер, — вы вольны поступать какъ знаете, а я закрываюсь на карантинъ. Поступлю въ послушанiе ко врачу и буду порошки глотать.
— Таблетки, — машинально сказал завхоз, — порошки теперь другое значение приобрели.
— Пустяки, — сказал райтер. — Я не объ томъ рѣчь велъ, а о томъ, что покуда не загнать дурака въ рамки его спецiальности, если она, конечно, соотвѣтствуетъ начаткамъ справедливости, что будетъ сдѣлать мудрено, потому какъ у него теперь пистолетъ, а у прочихъ — законъ объ оружiи, пока не взять весь совокъ и не втиснуть его мумiи въ задницу, а послѣ не закопать въ чистомъ полѣ, прекраснодушная часть населенiя такъ и будетъ клянчить законности, пока не изойдетъ вся и не народитъ на свое мѣсто другую, можетъ быть, еще болѣе прекраснодушную. И намъ, старымъ дуракамъ, ее еще жальче будетъ.
Вообразите себе, в каком остолбенении мы стояли, всякую секунду ожидая, что на нас повалится Силоамская башня или случится что-нибудь не менее неожиданное. Сами понимаете, что публиковать его записку нам как коммерческому обществу совершенно неприлично. Тем более, что там и про реституцию, конечно, и про реставрацию, и про всю и всяческую контрреволюцию, и про современное искусство, упоминания о котором мы так опасались.
Поэтому и акцию сегодня мы публикуем без привычного текста, а так: борщ 32 рубля, гречка 28 рублей и люля-кебаб 50 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300.
Первого февраля, сколько мы себя помним, было принято отмечать день, когда Лондонская фондовая биржа впустила в свои недра брокеров женского пола и позволила им там хоть на голове стоять. До этого женщины, конечно, тоже участвовали в торгах, но для этого им было необходимо выходить замуж за брокера, что не всегда было удобно, или приносить к биржевому фасаду складной прилавок и спекулировать жареными семенами подсолнухов, жевательной резиной и прочим в этом роде товаром. В этот день райтер обыкновенно с утра запирался в директорском кабинете и писал телеграммы знакомым торгующим женщинам. Что-нибудь вроде: «Поздравляемъ, чортовы барыги. Была у васъ одна-единственная отъ Бога благодать, и ту вы профукали».
— Точку-то ставить ли? — обычно спрашивал Матфей.
— Да и поставь, — отвечал райтер. — А, впрочемъ, что по этому поводу Розенталь сочиняетъ?
— Нужно, говорит, ставить, если жизнь тебе дорога.
— А вотъ и не ставь. Чего онъ все подъ руку-то лѣзетъ?
Но теперь и в директорский кабинет из-за нуждающегося в уединении Обиссиана Обиссиановича не взойдешь, и Матфей в чулане поет героические песни, и, ко всему прочему, сегодня стало модно отмечать всемирный день хиджабов и прочих исламских девайсов. Одно, собственно, оправдание этому празднику, что теперь утаивать подробности собственной физиономии стало принято во всем мире. То есть народная мудрость про «На чужой роток не накинешь платок» отныне считается устаревшей и перемещена для хранения под рубрику «Народная глупость и заповедные потешки». Мусульмане немедленно принялись торжествующе потирать руки и время от времени тыкать пальцем в небо:
— А мы говорили! Мы черт знает когда уже приготовились. Из нас не слишком хорошие сочинители, композиторы и художники, инженеры и натурфилософы тоже так себе. Ну, стреляем мы не очень хорошо и бегаем не слишком быстро. Да, положа руку на сердце, и богословие у нас имеет в себе довольно крупные белые пятна и пригодно, собственно, только для домашних нужд. Тут мы, кстати, не виноваты, потому что наши праотцы создавали его, подслушивая перебранки ссыльных христианских ересиархов, и теперь уже поезд ушел. Короче говоря, нам, может быть, многое можно поставить в укоризну, но уж, что касается ношения хиджабов и всяческих подобных санитарных штуковин, тут мы впереди всего мира. Еще мы умеем мастерски скандалить в общественных местах и взрываться от любого пустяка. Сейчас покуда эти наши умения не стали востребованы повсеместно, но когда станут, мы и тут будем впереди всех. Вот так-то.
Кроме того, они убедительно просят не смешивать хиджаб с чем-то там еще, но так как мы и хиджаб себе плохо представляем, то затрудняемся сказать, с чем именно. Некоторые предполагают, что, может быть, с хиджрой, но не уверены. Единственное, что мы можем со своей стороны сделать, это передать мусульманскую просьбу и предостережение о том, что, единожды смешав хиджаб, его уже невозможно будет вымешать обратно, а это как-то там совсем, словом, нехорошо.
Поэтому райтер сегодня уже не поздравляет, а пишет соболезнования. «И пятидесяти лѣтъ еще не прошло, какъ вы ворвались въ зданiе Лондонской биржи, раздѣливъ такимъ образомъ отвѣтственность за финансовые кризисы, а вотъ ужъ васъ поджидаетъ хиджабъ, что бы это слово ни означало. Вы, конечно, все преодолѣете, но каковъ камуфлетъ! PS В-му. п.с. уже даже мнится, а не зря ли вы отъ омофора-то отказались? Онъ, по крайней мѣрѣ, омофор-то, пѣтухами былъ расшитъ и полевыми лилiями. PPS Чортовы вы барыги все равно».
А завхоз сегодня покаялся в том, что ему принадлежит дача в Геленджике:
— Простите, православные. Это все я. Я строил, я подземные ходы рыл, я плесень разводил.
Так он кланялся на все стороны, пока не заметил голову Обиссиана Обиссиановича, которая молча за ним наблюдала.
— Ты это, — наконец сказала голова, — того. И без тебя уже, шута горохового, сыскался законный хозяин. Ротенберг его фамилия, так и передай своим никчемным друзьям.
Завхоз, однако же, не зря носит титул нашего амбулаторного алкоголика. И всё на свете переврал. Райтеру сказал, что хозяином геленджикской дачи является Розенталь.
— Само как-то вырвалось, — впоследствии оправдывался он. — Как увидел райтера, так и вырвалось.
— Да что же это такое, въ самомъ-то дѣлѣ?! — расшумелся райтер. — Шагу ступить нельзя безъ этого профессора совѣтскихъ наукъ.
На кухне завхоз сказал, что Розенкрейцер.
— Вот оно, — разинули рты повара, — допрыгались.
После этого среди судомоек и кухонных работников степным пожаром разошлась сплетня, что Геленджик захвачен масонами, которые уже теперь, в феврале, оккупировали все лежаки, побросали на них полотенца, придавили их камушками, а сами крадучись ходят вокруг да около и чего-то такое замышляют, отчего добрый человек запросто может заикой стать и несчастным на всю жизнь сделаться. Ситуацию осложняло еще и то, что несколькими днями ранее с черноморского побережья прибыла одна из кухонных работниц и не только все решительно подтвердила, но и еще сверх того наврала от себя так, что плач и скрежет зубовный восстал во всех подсобных помещениях.
Словом, когда все выяснилось, все вздохнули с облегчением.
— Ну и хорошо, — сказали все почти хором. — Ротенбергу не впервой.
Даже Матфей подал голос из своего узилища:
— Слава тебе Господи, а то я уж беспокоился, как там наш незаменимый Обиссиан Обиссианович с плесенью-то.
— Неужто об его здоровье волновался? — ахнул завхоз.
— Нет. Опасался, что у них с плесенью симбиоз. Какой-нибудь, не дай Бог, комменсализм или чего похуже.
Единственной пострадавшей из этой истории вышла та самая брехливая кухонная работница, которая не выдержала искушения медными трубами и вострубила. Она даже всплакнула.
— Женские слезы — вода, — резюмировал завхоз.
А акцию мы сегодня посвящаем Дню лифтовика в РФ. Так как это вам все-таки РФ, а не какая-нибудь там ФР, то празднуется наверняка День военного лифтовика. Военный лифтовик, в отличие от своих двоюродных гражданских собратьев, которые слоняются всюду в синих комбинезонах, имеет вид лихой и свирепый, и может не столько починить неисправный лифт, сколько взорвать его к чертовой бабушке. Несет он свою службу в шахте, которая служба состоит в том, что он сеет ужас и смятение, а то, что его никто не видел, может говорить только о том, что он жутко засекречен и опасен, как бегемот. Одна из наших кухонных работниц клянется, что двадцать лет прожила в браке с одним профессором кислых щей, а когда овдовела, то оказалось, что он был тайным военным лифтером в ранге эскадренного, что ли, миноносца, и пятьдесят человек несли за гробом его ордена и орудия, и мотоциклисты тоже там, и еще какие-то пропеллеры, и конная полиция с мигалками. И хотя это говорит та самая работница, которая на днях с черноморского побережья прибыла, но мы ей всё равно верим. Во-первых, не может же она, в самом деле, все время врать, а во-вторых, это все-таки РФ, тут любым чудесам вод.
Акция: рассольник 32 рубля и рагу из свинины 96 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Первого февраля, сколько мы себя помним, было принято отмечать день, когда Лондонская фондовая биржа впустила в свои недра брокеров женского пола и позволила им там хоть на голове стоять. До этого женщины, конечно, тоже участвовали в торгах, но для этого им было необходимо выходить замуж за брокера, что не всегда было удобно, или приносить к биржевому фасаду складной прилавок и спекулировать жареными семенами подсолнухов, жевательной резиной и прочим в этом роде товаром. В этот день райтер обыкновенно с утра запирался в директорском кабинете и писал телеграммы знакомым торгующим женщинам. Что-нибудь вроде: «Поздравляемъ, чортовы барыги. Была у васъ одна-единственная отъ Бога благодать, и ту вы профукали».
— Точку-то ставить ли? — обычно спрашивал Матфей.
— Да и поставь, — отвечал райтер. — А, впрочемъ, что по этому поводу Розенталь сочиняетъ?
— Нужно, говорит, ставить, если жизнь тебе дорога.
— А вотъ и не ставь. Чего онъ все подъ руку-то лѣзетъ?
Но теперь и в директорский кабинет из-за нуждающегося в уединении Обиссиана Обиссиановича не взойдешь, и Матфей в чулане поет героические песни, и, ко всему прочему, сегодня стало модно отмечать всемирный день хиджабов и прочих исламских девайсов. Одно, собственно, оправдание этому празднику, что теперь утаивать подробности собственной физиономии стало принято во всем мире. То есть народная мудрость про «На чужой роток не накинешь платок» отныне считается устаревшей и перемещена для хранения под рубрику «Народная глупость и заповедные потешки». Мусульмане немедленно принялись торжествующе потирать руки и время от времени тыкать пальцем в небо:
— А мы говорили! Мы черт знает когда уже приготовились. Из нас не слишком хорошие сочинители, композиторы и художники, инженеры и натурфилософы тоже так себе. Ну, стреляем мы не очень хорошо и бегаем не слишком быстро. Да, положа руку на сердце, и богословие у нас имеет в себе довольно крупные белые пятна и пригодно, собственно, только для домашних нужд. Тут мы, кстати, не виноваты, потому что наши праотцы создавали его, подслушивая перебранки ссыльных христианских ересиархов, и теперь уже поезд ушел. Короче говоря, нам, может быть, многое можно поставить в укоризну, но уж, что касается ношения хиджабов и всяческих подобных санитарных штуковин, тут мы впереди всего мира. Еще мы умеем мастерски скандалить в общественных местах и взрываться от любого пустяка. Сейчас покуда эти наши умения не стали востребованы повсеместно, но когда станут, мы и тут будем впереди всех. Вот так-то.
Кроме того, они убедительно просят не смешивать хиджаб с чем-то там еще, но так как мы и хиджаб себе плохо представляем, то затрудняемся сказать, с чем именно. Некоторые предполагают, что, может быть, с хиджрой, но не уверены. Единственное, что мы можем со своей стороны сделать, это передать мусульманскую просьбу и предостережение о том, что, единожды смешав хиджаб, его уже невозможно будет вымешать обратно, а это как-то там совсем, словом, нехорошо.
Поэтому райтер сегодня уже не поздравляет, а пишет соболезнования. «И пятидесяти лѣтъ еще не прошло, какъ вы ворвались въ зданiе Лондонской биржи, раздѣливъ такимъ образомъ отвѣтственность за финансовые кризисы, а вотъ ужъ васъ поджидаетъ хиджабъ, что бы это слово ни означало. Вы, конечно, все преодолѣете, но каковъ камуфлетъ! PS В-му. п.с. уже даже мнится, а не зря ли вы отъ омофора-то отказались? Онъ, по крайней мѣрѣ, омофор-то, пѣтухами былъ расшитъ и полевыми лилiями. PPS Чортовы вы барыги все равно».
А завхоз сегодня покаялся в том, что ему принадлежит дача в Геленджике:
— Простите, православные. Это все я. Я строил, я подземные ходы рыл, я плесень разводил.
Так он кланялся на все стороны, пока не заметил голову Обиссиана Обиссиановича, которая молча за ним наблюдала.
— Ты это, — наконец сказала голова, — того. И без тебя уже, шута горохового, сыскался законный хозяин. Ротенберг его фамилия, так и передай своим никчемным друзьям.
Завхоз, однако же, не зря носит титул нашего амбулаторного алкоголика. И всё на свете переврал. Райтеру сказал, что хозяином геленджикской дачи является Розенталь.
— Само как-то вырвалось, — впоследствии оправдывался он. — Как увидел райтера, так и вырвалось.
— Да что же это такое, въ самомъ-то дѣлѣ?! — расшумелся райтер. — Шагу ступить нельзя безъ этого профессора совѣтскихъ наукъ.
На кухне завхоз сказал, что Розенкрейцер.
— Вот оно, — разинули рты повара, — допрыгались.
После этого среди судомоек и кухонных работников степным пожаром разошлась сплетня, что Геленджик захвачен масонами, которые уже теперь, в феврале, оккупировали все лежаки, побросали на них полотенца, придавили их камушками, а сами крадучись ходят вокруг да около и чего-то такое замышляют, отчего добрый человек запросто может заикой стать и несчастным на всю жизнь сделаться. Ситуацию осложняло еще и то, что несколькими днями ранее с черноморского побережья прибыла одна из кухонных работниц и не только все решительно подтвердила, но и еще сверх того наврала от себя так, что плач и скрежет зубовный восстал во всех подсобных помещениях.
Словом, когда все выяснилось, все вздохнули с облегчением.
— Ну и хорошо, — сказали все почти хором. — Ротенбергу не впервой.
Даже Матфей подал голос из своего узилища:
— Слава тебе Господи, а то я уж беспокоился, как там наш незаменимый Обиссиан Обиссианович с плесенью-то.
— Неужто об его здоровье волновался? — ахнул завхоз.
— Нет. Опасался, что у них с плесенью симбиоз. Какой-нибудь, не дай Бог, комменсализм или чего похуже.
Единственной пострадавшей из этой истории вышла та самая брехливая кухонная работница, которая не выдержала искушения медными трубами и вострубила. Она даже всплакнула.
— Женские слезы — вода, — резюмировал завхоз.
А акцию мы сегодня посвящаем Дню лифтовика в РФ. Так как это вам все-таки РФ, а не какая-нибудь там ФР, то празднуется наверняка День военного лифтовика. Военный лифтовик, в отличие от своих двоюродных гражданских собратьев, которые слоняются всюду в синих комбинезонах, имеет вид лихой и свирепый, и может не столько починить неисправный лифт, сколько взорвать его к чертовой бабушке. Несет он свою службу в шахте, которая служба состоит в том, что он сеет ужас и смятение, а то, что его никто не видел, может говорить только о том, что он жутко засекречен и опасен, как бегемот. Одна из наших кухонных работниц клянется, что двадцать лет прожила в браке с одним профессором кислых щей, а когда овдовела, то оказалось, что он был тайным военным лифтером в ранге эскадренного, что ли, миноносца, и пятьдесят человек несли за гробом его ордена и орудия, и мотоциклисты тоже там, и еще какие-то пропеллеры, и конная полиция с мигалками. И хотя это говорит та самая работница, которая на днях с черноморского побережья прибыла, но мы ей всё равно верим. Во-первых, не может же она, в самом деле, все время врать, а во-вторых, это все-таки РФ, тут любым чудесам вод.
Акция: рассольник 32 рубля и рагу из свинины 96 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Признаться, мы представляли себе наших читателей, как людей в высшей степени легкомысленных, которые день-деньской рассматривают изображения разнообразных обеденных перемен и ищут, где бы им похохотать, иногда находя повод для этого в самых сомнительных местах. Таких, например, как предприятия общественного питания, где самый дух пронизан глубочайшей серьезностью, связанной с благоговейными мыслями о пищеварении и вкусовых сосочках. В наших головах сложился даже вполне определенный образ подвижного хохотуна в полосатом костюме, состоящим из коротковатых штанцов с тесным пиджачком, и когда завхоз притащил на веревочке похожего господина и объявил, что это наш исконный читатель, мы не удивились, а обступив со всех сторон наблюдали, как он трепещет, стесненный в завхозьих объятиях, и пытается перегрызть веревочку.
- Вот, господа, - томно говорил завхоз, - это он самый и есть. Ну чего ты кусаешься, чудак!
- Душегубцы, родненькие, - стонал читатель, - пустите меня, я никому не скажу!
- Да как же это так «пустите»? Сейчас райтер выйдет, будет руку жать.
- Мамачки! Мамачки!
- Райтер! – прокричал завхоз. - Да скоро ли ты там? Читатель твой очень уж нетерпеливый, того и гляди узы разрешит.
Райтер в это время одергивал перед зеркалом бархатный, заранее усеянный сигарным пеплом, пиджак и репетировал лукаво-задумчивую улыбку с которой планировал проникновенно тискать читательскую руку на уровне груди, демонстрируя при этом теплое участие и вместе с тем мистическую отстраненность. Отстраненности, однако же, здорово мешало какое-то красное пятно, очень некстати проявившееся прямо на носу, и делавшее его похожим на экспедитора. Сначала он попытался заклеить пошлое пятно пластырем, как бы маскируя полученную в бою рану, но с такой нашлепкой только стал похож на какого-то пасквильного шпиона, которому прищемили дверью нос.
- Господи, какъ же это глупо, - бормотал райтер. - Настоящiй писатель въ такой ситуацiи уже давно застрѣлился бы и взятки съ него были бы гладки.
И вот, в этот самый момент вдруг пришло сообщение, что наши читатели желают, чтобы столовские рукописания были снабжены именным указателем, а это совершенно меняло дело. Читатель в наших глазах из опереточного вертопраха преображался в весьма вдумчивого субъекта, требующего уже совершенно другого предиката. Потому что, если уж читатель запросил именного указателя, то это несомненно обличает в нем ценителя справочной литературы, длинных сносок, выполненных мелким шрифтом, а может быть даже, чего доброго, и замысловатых графиков с двумя страницами сокращений и списком опечаток в самом конце. Кроме того, читатели просили разместить на нашей страничке краткое изложение предыдущих записочек, что, конечно, тоже свидетельствует об основательности и желании строить наши отношения на твердом камени прошедшего, отнюдь не стараясь опередить события лукавым взглядом в грядущее.
Натурально, господина в полосатом костюме пришлось отпустить. Он с криком убегал куда-то в противоположном от столовой направлении. То есть столовая двигалась вместе с планетой сквозь космические просторы, а он убегал в другую сторону.
- Это Нармуль Мамульевич. В администрации советского района служит, - сказал ему во след один из поваров. - Как хотите, а он только вывески читать умеет, поэтому из всей райтерской стряпни, разве что надпись «Столовая №100» у входа читал. Да и то не наверное. Уж больно его завхоз настойчиво тянул.
- Неужели же совѣтскаго? – с теплым участием и в то же самое время с красным пятном на носу сказал подоспевший райтер.
А завхоз одобрительно кивнул и показал ему большой палец.
Теперь мы, как честные люди, вынуждены обещать, что обязательно разместим именной указатель, а может быть и со сносками. Тем более, что и трудящиеся требуют того же самого. Во всяком случае, райтер имел разговор с обступившими его людьми в синих комбинезонах, которые объясняли ему свои потребности на чистейшем матерном языке.
- Внѣ всякаго сомнѣнiя, - внушительно сказал он завхозу. – Предлогъ «на», который часто ими использовался, краснорѣчиво говоритъ о направленiи, а слѣдовательно, о нуждѣ въ указателѣ.
И Василий Иванович, будто почуяв, прислал нам телеграмму, в которой спрашивал, что это там за Василий Иванович такой, имя которого мы мусолим по поводу и без повода, и что, мол, он, Василий Иванович, если мы вдруг забыли, тоже, между прочим, является Василием Ивановичем, и нет ли тут, мол, какой-нибудь, не приведи Господи, сатиры или же прямого глумления над ректорским мундиром вопр зн. А также довольно строго интересовался не дерзаем ли мы называть почтеннейшего Обиссиана Обиссиановича гнусным именем Павиана Павиановича, как ему докладывают. Мы, конечно же, поспешили заверить, что в скором времени планируем выпустить именной указатель, который непременно рассеет любые сомнения, а по поводу Обиссиана Обиссиановича сообщили, что никогда никаких гнусных прозвищ к нему не применяли, но всегда по доброй совести называли только полным титулом, то есть Обиссиан Обиссианович, а никак не Павиан, прости Господи, Павианович.
Что касается последних новостей, раз уж зашла речь об Обиссиане Обиссиановиче, то они таковы, что их можно было бы смело заменить абстрактом новостей прошедших. Мальчик Матфей, еще подернутый болезненной бледностью, воротился в родную столовую и прямо с порога был посажен в чулан, где теперь составляет компанию паучкам и прочим тамошним жителям. Обиссиан Обиссианович еще крепче впился в директорский стул, разведывает столовские недра и демонстрирует вороватость. Мы совершили поход вокруг астраханского кремля в знак того, что желаем Матфею скорейшего освобождения из темного чулана, и Обиссиан Обиссианович нам в этом препятствий не чинил. А райтер сказал, что очень счастлив оттого, что наши читатели оказались людьми серьезными и основательными, но ему, вместо написания краткого содержания прошлых записочек, хотелось бы писать краткое содержание записочек грядущих, возлежать на директорском лоне, не знать горя и не водить хлеба-соли с кузькиной матерью. То же самое он просил пожелать и всем читающим.
А акцию сегодня мы посвящаем студенческому дню. Да напразднуются сегодня все настоящие, бывшие и будущие студни. Да пасется сегодня профессор с первокурсником, а доцент с секретаршей ректора, и да водит малое дитя членов научного совета из-за стола к уборной и обратно. С праздником, братья и сестры! А тем, кому непременно нужна ссылка на прошедшие поздравления, тем поздравление из прошлого года:
А акцию мы лучше посвятим прошедшему Татьянину дню. Поздравим всех наличных Татьян, всех однокашников и вообще всех, кто когда-либо припадал к сосцам какой-нибудь партикулярной alma mater. Есть у нас для вас, братья-сестры, веселая песня. Сто кругов обходят чаши и не сохнут глотки наши. Кто сможет, помолитесь о блудницах, разбойниках, патриархе Римском и о папе Московском. Они в этом нуждаются. Поехали.
Акция: суп гороховый 17 рублей, шницель из курицы 56 рублей и картофель пикантный 20 рублей за 100 грамм. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Сегодня крещенский сочельник, а это означает, что назавтра грядет праздник Торжества советского народного православия. Это один из тех немногих дней в году, когда неведомая сила снимает советских народных христиан с мест и носит по храмам с винтажными бидонами в руках, заставляя делать испуганные книксены в виду священства, тревожно совершать таинство очереди, мученически подкатывать глаза и шумно вздыхать. Мы не можем в точности указать, где они прячутся в прочие праздники или в обычные воскресные дни. Скорее всего изображают из себя обманутый русский народ, наполняют толкотней лавки и общественные места, разнося всюду благую весть о сакральности очереди, или же точат локти и в перерывах жарят подсолнечные семена, закрывшись на два замка и цепочку в своих домах. Так сложилось, что такого рода публику не касаются обыкновенные гонения, какие время от времени настигают простых христиан, не отягощенных национальным и классовым чутьем. Однако же, смутное понимание необходимости как-то регулировать свою численность, чтобы конец света не наступил, чего доброго, раньше положенного срока, породило идею ныряния в прорубь. Вероучительная основа для этого состоит в том, что купание омывает накопившиеся за год грехи и полностью, таким образом, заменяет собой таинство исповеди. Бог их, в этом пункте, здорово подвел, но советский христианин склонен великодушно делать вид, что этого не замечает. Можно было бы, конечно, ехидно осмеять примитивный художественный вкус и ущербную религиозность, если бы мы хотели рискнуть очередной порцией подписчиков, а самое главное - не испытывали в отношении этих сокровищ жгучую зависть. Нам тоже хотелось бы томиться от восторга при виде ужасающей родины-матери, печатать шаг и более всего, разумеется, омывать совесть в водах. Наш завхоз, например, может все это проделывать с удивительной виртуозностью. Он не только трижды окунается, но и плавает некоторое время, фыркая сквозь усы и подмигивая райтеру, который в это время кутается в шубу и чувствует, как власы его крепнут и поднимаются ввысь. Потом он, как блистательная Афродита, рождается из проруби и на целый год делается свободным от всякой религиозности, за исключением разве что подозрений райтера в протестантизме.
Братии напоминаем, что акция сегодня не про вас, если вы, конечно, хотите оставаться в послушании Церкви. С праздником, наши друзья. Будьте здоровы.
Акция: рассольник 32 рубля, рис 28 рублей, бифштекс с яйцом 61 рубль. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Из Америки пишут о безобразиях. Пишут, что демократия полезла по швам из-за злостного нежелания республиканцев голосовать за инициативы демократов. Первые, конечно, ехидно прикрываются демократическими процедурами, но всем ясно, что это одно только вредительство и больше ничего. Прозвучало уже даже слово «саботаж». И поделом: дал вам Бог президента, так возделывайте в сердцах своих страх и трепет, голосуйте так, как надо, а как не надо – не голосуйте. Чего уж проще? И у самих нос в табаке, и демократия процветает, и негр, запасшися хлебом, ест добры щи и пиво пьет.
Пишут также о попытке развязывания гражданской войны, о перевороте, о подстрекательствах и прочем ужасном. Действительно, какое-то хулиганье ворвалось в Конгресс, где они страшно натоптали, намусорили и наорали. Полиция на это время попряталась в труднодоступных местах. Этих честных служак даже пытались обвинить в сочувствии трампистам и политизированности, но, нужно отдать им должное, они и слова такого не знают, и вели себя точно так же, как и прошлым летом, когда толпа громила частную собственность, поступая так всего лишь в точном соответствии со своим уставом, общим для полиций всех стран.
Тут все кинутся разыскивать русский след, но, конечно же, не найдут, а вот советских следов и искать не нужно – всюду очень натоптано, а кое-где и нагажено. Не даром ведь в самой американской академии наук уже давно изучаются и применяются материалы августовской сессии ВАСХНИЛ от сорок восьмого года. И напрасно эти чертовы ястребы и гомофобы говорят, что если уж люди выходят на улицы, то это потому, что чувствуют себя несчастными, нечистоплотно намекая на летние смуты. К счастью, как раз на этот случай демократическая партия вооружена мраксистско-ленинской философией и знает, где нога того, кого надо, а где того, кого совсем не надо. Если так дело пойдет, то мы рискуем увидеть превращение демократической партии просто в партию. Руководящую и направляющую силу Союза Советских Штатов Америки. Позакрывают все трампункты, или что там, и заживут наконец свободно и счастливо, без всего озорного кабака с разделением властей или, попросту говоря, без анархии, хаоса и вседозволенности, но зато с пломбиром, балетом и задушевными песнями у костра.
В нашей столовой таких безобразий не бывает. С тех пор, как по нашей молитве человеколюбивый Бог избавил нас от директора, в директорском кабинете засел какой-то похожий на сочинскую мартышку удивительно цепкий тип, упразднил внутреннюю политику, даровал стабильность и отобрал ключ от служебного туалета, который прячет теперь где-то у себя в дупле и выдает только избранным, а остальных стращает санитарной службой. Никто, главное, и не помнит теперь, откуда он взялся. Сначала думали на райтера. Ему, кстати, все время твердили, что отходы его алхимических опытов нужно утилизировать, а не просто выплескивать из лоханки на заднем дворе. Потом думали на завхоза, что это забытый завхозий собутыльник, не помнящий родства. Потом думали на трефового короля или на бубнового валета. После этого додумались до того, что случайно выдумали арбалет. И это был первый случай не только в нашей столовой, но и вообще в истории мирового общественного питания. По правде сказать, мы так испугались, что наперед зареклись думать и с тех пор живем просто, находя пути между трех сосен не столько благодаря здравому смыслу, сколько инстинктам, которые теперь в нас так окрепли, что у некоторых уже выросли хвосты, а коллоквиумы на тему снижения издержек часто заканчиваются предложением подкараулить мадам Курятину, загрызть ее к чертям собачьим, а потом чесаться об косяк. К тому же, как оказалось, арбалет был давно уж придуман, что только облегчило наше погружение в бездну первобытной интуиции. Один райтер не испугался: ах так, сказал, раз так, сказал, то я теперь буду придумывать арбалёт. И так при этом напыжился, что рано или поздно, чего доброго, может придумать эту ужасную штуку, а мировое сообщество проклянет и его, и нас заодно, и гороховый суп, который он, по слухам, планирует использовать в качестве топлива.
Первое время из директорского кабинета доносились только звуки какой-то возни и бормотания. Потом стали пропадать вещи. Завхоз места себе не находил.
- Да что, в самом деле, - наконец сказал он, - пойду сейчас и разузнаю все. В конце концов, я и царям истину с улыбкой говорил.
Встал, поправил на лице улыбку и взошел. Но уже через пару секунд из директорского кабинета послышалось его протяжное «А-а-а-а!», дверь распахнулась, и он вышел из нее неверным шагом, размахивая над головой руками, а сзади, обхватив его за талию ногами, и руками за пышную грудь, прицепился этот жуткий тип и кусал его в шею. Все как-то непроизвольно встали по стойке «смирно» и замерли.
- Ты почему не уволишь это чудовище? – хрипло спрашивал потом завхоз у райтера бледными губами, сидя с забинтованной шеей.
- Батюшки, - отвечал райтер, - да потому что на это есть масса причинъ! Во-первыхъ, я его не нанималъ, во-вторыхъ, онъ же, гадъ такой, всѣ печати и факсимиле заграбасталъ, въ-третьихъ, это же такая психопатина, что запросто убить можетъ. Не то, чтобы я боялся, но вѣдь и правда можетъ! Голубчикъ, что вы! И, потомъ, онъ же мнѣ разрѣшаетъ обѣдать съ пятидесятипроцентной скидкой, а въ моемъ возрастѣ лишаться горячаго не съ руки.
- Здрасти, Обиссианъ Обиссиановичъ! – приветственно замахал он в сторону директорской двери, из-за которой торчала подозрительно прислушивающаяся голова.
- Ты давай, - сказала голова, - иди отсюдова.
Посудомойки до того были ошарашены искушением завхоза укушением, что теперь все говорят почти только исключительно о любви и мире во всем мире. Каждый вечер устраиваются под окном директорского кабинета с прялками, но совершенно ничего не прядут, а только наперегонки заявляют о желании родить богатыря. Райтер один раз попытался их пристыдить.
- Как же, - сказал, - вамъ не совѣстно, дамы. Вы же замужнiя жены.
Но они потоптались, попереглядывались, а потом зашумели вразнобой:
- Ты давай!
- Иди отсюдова!
- Сказали же тебе!
Райтер только рукой махнул.
Мальчик Матфей начал было вести блог в столовском чате в Whatsapp, в котором перечислял пропавшие вещи, сплетничал и намекал, но Обиссиан Обиссианович совершенно неожиданно подсыпал ему такой гадости в чай, что у него страшно скрутило живот. Понятно, что ключ от туалета он не получил и был вынужден перебежать в конкурирующую столовую, где и коротает теперь жизнь изгнанника, боясь отойти далеко от тамошней уборной.
Просили мы отца Василия Лимпопова окатить Обиссиана Обиссиановича святой водой, в надежде, что последний превратится в чернильницу и уедет жить в антикварный магазин, но батюшка, который явился к нам с забинтованной шеей, объявил Обиссиана добрым христианином и сказал, что он, кроме того, исправно служит в храме подсвечником, и теперь уже положительно решено присвоить этому чину официальный статус с целованием руки и благодатью принятия исповеди у тех закоренелых, которые не желают исповедоваться.
До того дошло, что мы уже посылали депутацию к директору на Воробьевы горы, но обнаружить его там не смогли. Теперь, на тайной планерке, решили молиться о даровании нам директора обратно. Впрочем, столовские затворники и чудотворцы утверждают, что директор уже предпринимает контрмеры и молится в том смысле, что «Господи, не слушай этих дураков, у них семь пятниц на неделе».
Порадовал нас, было, доктор Зеленкин, рассказав про то, что каждое, мол, смертное тело обязано в конце концов обратиться в прах, но тут оказалось, что Обиссиан Обиссианович, при помощи райтерской алхимической лаборатории, произвел на свет своего клона и уже вовсю обучает его обиссианской премудрости. По крайней мере, из-за двери директорского кабинета ясно слышится «Мочи в сортире» и прочее премудрое. Райтер даже сказал:
- Я теперь и самъ ни за что не спрошу ключъ отъ туалета. Боже упаси!
Одним словом, как мы и сказали, хотя над жизнью нашей и тяготеет некоторая порочность, но американских безобразий мы лишены начисто и большинству это уже начало нравиться.
А акцию сегодня мы посвящаем годовщине проведения первой женской автогонки в тысяча девятьсот девятом году. Это что-то вроде восьмого марта, но с автомобильным уклоном. В этот день принято дарить женщинам освежители воздуха, модные краги, паропанковские очки и тому подобные штуки. Только клаксон не дарите. Она наверняка начнет вас будить им по утрам, потому что женская мстительность не знает границ.
Акция: суп гороховый 17 рублей шницель из курицы 56 рублей и картофель пикантный 20 рублей за 100 грамм. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Когда речь заходит о ком-нибудь вроде сегодняшнего Невтона, Столовая №100 обнаруживает стремление тихо благоговеть, смахивая, от времени до времени, набрякшую слезу. Это вам в конце концов не какой-нибудь растерзательный тип вроде давешнего Ричарда, вся память о котором, может быть, сводится к тому, кому он надавал по шеям, или кто, извернувшись, навалял ему в ответ, и которого вся и забота состояла только в том, чтобы знай себе сыпать колотушками с утра до вечера, уворачиваться от прилетающих на сдачу, скакать на лошадке, прибивать щиты к городским воротам, карабкаться на крепостные валы и производить прочую суматоху, от воспоминаний о которой Столовая №100 непроизвольно вытягивается в струнку, чего с ее тучностью сделать всегда нелегко, салютует, бросает на воздух колпаки и кричит ура. Невтоновы занятия, в отличие от королевских хлопот, требовали все же не столько стремительного наскока, умения отращивать шикарные усы и навыка ухватывать фрейлин за бока, сколько тишины, известной подвижности ума и обладания некоторыми книжными познаниями. Неправы, стало быть, те, кто утверждает, что в средние века и образование получалось только среднее, а ученые были заняты сочинениями от ветра главы своея.
Тогда еще не произошло водворения в науке гуманитариев и технарей, поэтому ученые мужи имели возможность свободно увлекаться собственно философией, технари занимались прямым своим делом, то есть починкой мостов, взбодрением колоколен и лужением кастрюль, а гуманитарии выращивали иногда уже совершенно леденящие кровь усы и так упорно карабкались на крепостные валы, что проницательные люди уже тогда уверенно предрекали явление на университетский театр Василия Ивановича и призывали к непрестанной молитве. Сегодня эти благословенные времена совершенно канули, а технари и гуманитарии прочно засели в университетах, где первые блуждают во мраке времен, не ведая стыда и древних языков, и занимаются преимущественно проектированием вавилонского столпа, лучшие же из вторых переводят Вергилия, а прочие ищут ключи от республики Божьей на земле или ограничивают свои научные интересы преферансом и хватанием фрейлин за бока.
Айзек Невтон, рождество которого празднуется сегодня, на наше счастье родился на излете средневековья и успел еще уразуметь полезность древних языков. Родился он таким маленьким, что первое время квартировал в овчинной рукавице, откуда несколько раз выпадал, больно стукаясь головой об пол. Вообще, из всех его членов именно на его голову сыпались все уготованные судьбой неприятности. Когда он был школьником, то его постоянно колотили товарищи, стараясь попасть по голове, да и после выпуска на нее без передышки валились различные предметы: люстры, притолоки, гвардейские офицеры, толстые книжки, монашки, фрукты и овощи, нелетающие птицы, вплоть до пингвинов, а однажды — даже свежевыловленный тунец. Дошло до того, что сэр Айзек был принужден носить каску, которую маскировал кудрявым париком. Все, желающие убедиться, могут в любое время взглянуть на невтоновы изображения и увидеть и парик, и несчастное выражение лица, и модный пиджак на пуговицах. Мы уверены, что если бы не эти досадные происшествия, то Невтон уже тогда бы изобрел микроволновку или магнитофон. Завхоз, правда, говорит, что все может быть наоборот, что, именно благодаря постоянным понуканиям извне, невтонова голова проникла в тайны натуры и тому подобное, но это, конечно же, всё пустяки, потому что у него были сводные братья, вполне преестественные дебилы, ровно такие же, как и мы все, и они тоже все время получали по башкам, но при этом, как ни тужились, не смогли изобрести даже бигуди или бельевую прищепку, а более всего интересовались сельскими дискотеками и различением сортов вина и пива.
Кстати же, закон всеобщего тяготения, как известно, тоже был заподозрен в сходной ситуации. Тогда сэр Айзек и его друг Уильям Стьюкли сидели под яблоневым деревом и пили чай. Погода была сухая, тихая и даже мерные звуки разбивающихся о медную каску яблок не нарушали, а только подчеркивали идиллию.
— Удивительно, — сглотнув сказал Стьюкли, — сколько вас знаю, а все никак не привыкну.
— Да уж, — отозвался Невтон. — И — обратите внимание — всё сверху. Никогда, чтобы сбоку или снизу.
— Ну, это уж такой обычай. Что сверху летит, то непременно внизу очутится.
— А вы проверяли?
— Да тут и проверять нечего, — пожал плечами Стьюкли, — сами же говорите.
— Какой же вы после этого ученый? — неожиданно вскинулся Невтон. — Тут нужен эксперимент.
Ради эксперимента установили высокую стремянку и бросали с нее разных родов фрукты, пока не наскучило. Потом поочередно скинули вниз несколько книжек и люстру. Все приземлилось в одну точку.
— Вот, видите ли, уважаемый сэр? — крикнул снизу Стьюкли.
— Пока ничего не вижу, — задумчиво ответил Невтон, — тащите сюда монашку.
Монашка слетела с долгим «о-о-ох», но в остальном поступила по всеобщему обычаю. Гвардейский офицер, прогуливающийся вдоль ограды, вовремя что-то почуял и дал стрекача.
— А теперь видите?
— Да. Теперь вижу. Я, собственно, и раньше уже это предвидел, но просто экспериментировать люблю. Успокаивает это, знаете ли.
— Что?! — вскрикнула монашка.
— Цыц! — цыкнул на нее прославленный физик (Уильям Стьюкли «Воспоминания о жизни Невтона». Лондон, 1752).
Самой главной его работой считаются «Математические начала натуральной философии». Дело было так. В 1682 году во время прохождения кометы Галлея Эдмонд Галлей стал уговаривать Невтона написать книжку про теорию движения кометы Галлея, на что последний совершенно справедливо заметил:
— Ваша комета — вы и пишите.
Тогда хитрый Галлей стал подбивать его сделать книжку про «общую теорию движения», но Невтон был тогда занят алхимическими опытами и добился уже в этом деле некоторых успехов. Во всяком случае, золото в свинец уже превращал довольно уверенно, так и не научившись, впрочем, испытывать от этого удовлетворение. После этого Галлей и еще два бездельника, Рен и Гук, задумали разжалобить Невтона и долго лили в его присутствии слезы.
— Все-то у нас из рук валится, — рыдали они. — Захотели вывести из формулы закона тяготения эллиптичность орбит планет. Уж чего, кажется, проще, а и того не можем. Гук уже искал, где бы матросом записаться.
— Какие же вы все дураки! — раздраженно воскликнул Невтон, но книжку написать обещал, что и исполнил.
— Там, возможно, кое-что экспериментально проверить нужно будет, — сказал он, передавая рукопись. — Так что, на всякий случай, приготовьте монашку.
Опубликовать ее планировалось на деньги Королевского общества, но Общество растратило все деньги на издание трактата по истории рыб. Это было ужасно скучное чтение, наподобие истории астраханского горкома партии. С каждой страницы глядело какое-нибудь усатое рыло и давалось краткое описание свершений, а именно: сколько сие могло бы заглотать рыбешек помельче, если бы милостивый Господь не положил предела его незамысловатому промыслу.
Нетерпеливый Галлей, однако же, вызвался заняться публикацией за свои деньги, был назван «благодетелем человечества» и получил пятьдесят экземпляров «Истории рыб» в придачу. Он потом долго еще ломал голову, куда их пристроить. Наконец свез все пятьдесят штук в ближайший сиротский приют, был назван «благодетелем человечества», но уже значительно суше, а по приходу домой обнаружил пропажу кошелька.
Последние годы Невтон писал «Хронологию древних царств», что сегодня могут себе позволить только наиболее сумасшедшие из натурфилософов, другие же предпочитают не связываться, чтобы ненароком не прослыть сочувствующими гуманитариям.
Конец света Невтон предсказал на две тысячи шестидесятый год. С одной стороны, большинство его прогнозов сбылись, но, с другой, это были такие прогнозы, которые впрямую не касаются до содержания кошельков, тогда как его намерение обогатиться при помощи «Компании Южных морей», которая была финансовым жульничеством наподобие МММ, потерпело полный крах. Поэтому у желающих продолжения мирового бардака есть ощутимая надежда. Хотя монашкам все же рекомендуем приготовиться.
Акция: борщ 48 рублей, котлета по-домашнему 55 рублей и пюре картофельное 28 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Наш бодрый архонт, как стало известно, опять не удержался и ходил на совет нечестивых, уверенно вставал на путь грешных и даже был замечен сидящим верхом на председательском стуле на сборище губителей, из чего можно заключить, что, к сожалению, не столько поучался Господнему закону день и ночь, как мы надеялись, сколько имел другие, менее благочестивые упражнения. Понятно, что это не вызвало у нас удивления, и тому есть множество объяснений. Во-первых, мы уже давно тут проживаем и насмотрелись всякого, во-вторых, исповедуя христианскую веру, по себе знаем, как трудно бывает устоять на правой стези, в-третьих, наиболее ветхие из наших читателей могут помнить, что мы еще во время оно вместе с Кассандрой предсказывали, что пускать в кремль этого деревянного коня не следует. То есть, конечно, Кассандра предсказывала, мы таким даром не обладаем. Но все-таки и мы тоже ходили там, громко били в барабан, раздирали одежды и вообще аккуратно делали все то, за что Госдеп даже денег не платил. Собственно, тогда и речи о Госдепе не было, а тем паче о его наклонности платить деньги. Эти разговоры начались как раз после того, как нас с Кассандрой никто не послушал, и с тех пор мы все ждем, что эти наглецы начнут развращать нас своими гнусными подачками, но они покуда медлят, а мы со своей стороны тоже не намерены губить родину задаром. Только за соответствующее вознаграждение. Интересно, что когда директор произносит это словосочетание, то делает ударение на первом слове. У него это солидно получается, основательно, и вообще ему это очень идет:
— Соответствующее! Вы слышите? А? Они слышат?
— Да поняли мы, поняли, — раздается с западной стороны, — соответствующее. Чего тут непонятного-то?
Райтер же более выделяет второе слово и как-то так при этом суетится и нервничает, что мы почти уверены в его способности погубить родину за чечевичную похлебку. Пока, конечно же, мы за ним приглядываем, но вы только вообразите себе, что Госдеп как-нибудь возьмет, да и пришлет ему банку консервированного супа, причем сделает это не из обыкновенных своих огнедышащих устремлений, а просто в рамках какой-нибудь программы по поддержанию штанов безвестных копирайтеров или перепутав райтера с пандой. И мы, вдобавок ко всему, в этот самый момент отвлечемся, отвернемся или пойдем в уборную, что мы, кстати, уже неоднократно делали. Что при таком стечении обстоятельств может произойти — об этом страшно подумать. Наверняка все скрепы падут, и родина вместе со всеми ее КГБ, генеральными линиями, бомбами и пистолетами возляжет в руинах, совершенно погубленная понедельничной акцией Столовой №100. А на обломках будет сидеть райтер, болтая в воздухе ногами, с банкой супа в одной руке и ложкой в другой:
— Чего-то все развалилось. Что случилось-то? Куда всѣ подѣвались?
А потом еще и Госдеп очухается:
— Черт, это не панда, а какой-то местный гад! А ну, отдавай суп, самозванец!
Но, возвращаясь к нашему властному старичку, нас здорово обескуражила его реплика, смысл которой всегда подразумевался, но высказывался преимущественно с глазу на глаз, а чаще заменялся обыкновенными советскими подмигиваниями. Было время, когда в стране кипела такая суматошная деятельность, что и подмигивать не было нужды. Даже стали нарождаться младенцы, которые еще во чреве матери постигали всю премудрость и, родившись, обнаруживали стремление рассчитаться на первый-второй или как-то иначе засвидетельствовать свою лояльность чекистскому начальству. Наиболее умные из младенцев прямо обращались к статистике, вписывали себя под рубрикой «детской смертности» и — со святыми упокой. Потом, с торжеством весьма относительного вегетарианства, младенцы обнаружили к своим услугам подмигивания, а после, когда им даже предоставили свободно рассеиваться по сторонам света, и самые подмигивания воспринимали уже просто как дань традиции. Наиболее забубенные младенцы, впрочем, и тогда поговаривали, что вот, мол, ужо, не для того нам разрешили узы, чтобы мы глупо скакали туда и сюда по просторам, но только ради отделения овец от козлищ, но их не больно-то и слушали, а именно что глупо скакали, поднимая пыль и крутя теми хвостами, какие кому предоставила натура. Некоторые поначалу в местах своего рассеяния пробовали подмигивать аборигенам, но те, имея собственные традиции, так бесшабашно улыбались в ответ, что подмигивания окончательно были вытеснены в область беспокойных сновидений и пьяных слез.
И тут наш несгибаемый геронда начал шевелить нижней мандибулой, вселяя в нас уверенность, что собирается чихнуть или просто, растворив на время рот, мирно посидеть, как это вообще в ходу у пожилых людей, но он вдруг взял и брякнул: «Если бы уж хотели, то довели бы до конца». А если вспомнить, что речь перед этим шла о покушении на убийство, то под «концом» следует понимать вызуживание человеческой жизни. То есть напрасно мы игнорируем подмигивания, ведь оказывается, что все наши жизни теплятся в чистых чекистских руках, а их продолжительность зависит только от того захотят или не захотят. Причем, что особенно пугает, и продолжительность жизней, и продолжительность чистых рук. Только подумать, что все наши женитьбы, крестины, покупки модных пиджаков, изготовления блинов, переливания из пустого в порожнее, интриги, блуждания, выращивания сынов, подкарауливания, скрадывания и многое другое, что составляет ткань нашей жизни, осуществляется только потому, что где-то в грязноватом казенном кабинете, под портретом Феликса Дзержинского сидит сердитый хлыщ, который покуда не захотел. Да и не захотел-то, может быть, только оттого, что мы ему пока на глаза не попались, и эта беда ожидает нас в любой момент наших обыкновенных блужданий.
— Эт-то что такое? — вдруг раздастся над ухом. — Кто это такое тут между трех сосен хороводы водит?
Кто поручится, что в этот самый момент он вдруг не захочет довести дело до конца? Премудрые младенцы, впрочем, тотчас подхватили эту сутру и проповедуют на углах улиц чекистское изящество:
— Вот, — говорят, — каков наш дедушка! Хотением не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему! Но если уж захочет, мужи и братия, то не прогневайтесь: не спасется никакая плоть.
Одним словом, как говорила наша знакомая старенькая немка своему внуку: «Ах, Фолодья, Фолодья! Польшая ты стфолочь».
Однако, раз уж этот текст выходит под новый год, а наши компатриоты почитают это время «святым» и желают каких-нибудь утешений, мы напоминаем, что лицемерие — это дань, которую зло платит добродетели. Иными словами, раз уж наш архонт заиграл как уж на сковородке, то есть надежа на то, что в глубине души и он считает человекоубийство делом стыдным и греха боится больше наказания.
А акцию сегодня мы посвящаем международному дню кино. Не знаем уж, насколько это радует международную общественность, но так как отечественному кину уже более ста лет, мы бы хотели уже увидеть титры.
А тем, кто опять скажет, что столовая должна только жарить и парить, отнюдь не увлекаясь политикой, ответим, что никакой политики в России нет уже сто лет, а есть одна уголовщина. Увлекаться же уголовщиной столовым разрешается. Некоторые и в отравлениях знают толк, между прочим.
Акция: суп куриный 17 рублей, куриная грудка с помидорами 96 рублей и на гарнир рис 28 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300
Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] 6 [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ]