Новости В Столовой №100 г. Астрахань стр. 22

Акция 04.12.2017 08:02

Нельзя сказать, что мы прожили уже невесть сколько лет и хотим начать поучать молодых людей, сердиться на телевизор и носить в кармане облепленную табачной крошкой карамельку для прохожих деток. Но все-таки прожили достаточно, чтобы иметь обширные знакомства среди котов, собачек, черепашек, военно-морских и торговых свинок, птичек и хомячков. Про них и будем писать, раз уж отягченные добычей престидижитаторы решились воспитывать молодежь, кстати же заготовив несколько облепленной карамели, и не могут теперь потакать нам с нашими натуралистическими заметками об их повседневных проделках. Тем более что сегодня день индийского военного флота, а про такой праздник пусть пишет другая столовая, из которой пахнет душистой палочкой. А мы начнем с котов.

Нет, все-таки раньше они нам больше нравились: подкарауливали, скрадывали, а после придавали смысл жизни целовальникам и куртизанкам. Кто бы мог подумать, что они обнаружат такую педагогическую прыть? Не коты, конечно. Коты и теперь нам нравятся больше.

В одном, стало быть, волжском городе, в старом купеческом доме проживал кот Рыжик. Когда-то в первом этаже дома размещались лавки и склады, а во втором жила купеческая семья. Но задолго до рыжикова рождения по всему дому, заняв лавки, склады и покои, распространились советские граждане: ископали прямо посреди патио яму, установили на нее деревянную будку с ромбовидным оконцем на двери, натащили откуда-то и развесили соленых лещей, нажарили семечек и стали посматривать из окошек в ожидании дальнейших событий. Куда подевалось купеческое семейство, никто и до сих пор не интересуется. По легенде, они в один год ушли куда глаза глядят и, по несомненным известиям, некоторым это даже вполне удалось. Рыжик этими обстоятельствами также не был занят, отчасти от того, что родился уже во времена обветшания даже гадкой деревянной будки, а отчасти из-за того, что был все-таки просто кот и скорее увлекался собственным хвостом, чем древними анекдотами.

Жил Рыжик в семействе гражданина Дрындина, которого тяга к учению довела до того, что он окончил ремесленное училище и в неполных тридцать пять лет был уже стропальщиком третьего разряда и членом общества охотников стрельнуть из ружья. Больше всего гражданин Дрындин любил всевозможные народные потехи, особенно водку и песни про красноармейцев и тех, кого они охраняют. Водил он дружбу с мужиками и с детства воевал с котами. Рыжику, конечно, было бы несдобровать, если бы он не был фаворитом дрындинской жены, женщины совсем не примечательной, кроме того, что в девичестве каким-то образом умела управляться с жаткой и вообще знала, что это такое. Полагаем, впрочем, что и это кой-чего стоит. Мы вот, к примеру, знаем про жатку только то, что она — то же, что и жнейка, поэтому всегда, будучи в обществе, опасаемся, как бы о ней не зашла речь, так как знаем о себе, что обязательно встрянем с известием про нераздельность жатки со жнейкой, и нас тут же выведут на чистую воду. А помимо жатки, дрындинская жена умела управляться с гражданином Дрындиным, что давало Рыжику неплохие шансы на выживание. Он себе и выживал.

Мамаша его, покойная ***, мечтала, чтобы он стал цирковым артистом, скакал с тумбы на тумбу под аплодисменты публики и дерзко глядел с афиш в блистательном трико, расшитом жемчугами. Она часто напевала ему долгие мурлыки, положенные на народную музыку, об его папеньке — бенгальском тигре, с которым она познакомилась на помойке возле городского цирка. О, это был тот еще тигр! Помимо гастрольных набегов на сопредельные города и веси, он еще фокусничал на местном рынке, и никто не умел так ловко слизнуть сосиску прямо с прилавка или унесть обрезок из-под самого мясницкого ножа. Может быть, и враки, но кажется, что он имел даже собственную тройку ездовых собак и, когда делал выезды, раскланивался во все стороны знакомым и делал лапкой дамам, кутаясь в роскошную свою полосатую шубу, а снег блестел в его усах (или это были валерьяновы капли?).

Ах, батюшки, это должно было быть такое головокружительное зрелище, что какая, к псам, разница?! Блестело, словом, все, и только падали и падали якобинии, фиалки и впечатлительные дамочки в следы его легких саночек. Мы бы сроду и не поверили, что его звали Лев Валерьяныч. Ей-богу бы не поверили, если бы не слышали собственными ушами, как его так называла сама Луиза Ибрагимовна —приснопамятная кошачья благодетельница из четвертой квартиры, когда, не умея потерпеть всякую несправедливость, оттирала его от миски с благодеяниями: «Прими-ка в сторону, Лев Валерьяныч, разреши и бедноте насытиться». И иногда Лев Валерьяныч разрешал, а в другой раз, бывало, что и запрещал. Недаром же и фамилия его была Ништяцкий, с тремя сцепленными хвостами рыбами в гербе и девизом «Куси» по кругу, о чем наверняка имеется запись в столбцах Разрядного приказа. Из этого рыжикова мамаша делала вывод, что семейство ЛВ могло происходить из коммуны Куси-ле-Шато-Офрик, что в департаменте Эна. Более ничем она это не подтверждала, а мы, со своей стороны, всегда были уверены, что не только могло, но наверняка и происходило, ни к какой коммуне, разумеется, отношения не имея.

Унаследовал ли Рыжик отеческую фамилию и герб, мы точно не знаем, однако же нам известно, что он получил девиз и шубу. Что же касается цирковой карьеры, то к ней он совсем не склонялся, но гарцевал день-деньской по общественной веранде, поселяя в окружающих мысль, что рано или поздно запишется в кавалерийский полк и непременно покроет себя славой. Во всяком случае, красная попонка была ему очень к лицу, как, впрочем, и всем вообще молодцам.

И вот однажды (Рыжик совсем не обратил на это внимание, а следовало бы) майским днем дрындинская жена вдруг как-то взволновалась, завозилась и вместо того чтобы есть жареные семечки и лущить соленого леща, пошла вдруг на автовокзал и купила билет на родину, в село Сислистое, чтобы навестить стариков и, без сомнения, освежить в памяти жнейкин образ со всеми ее прихотливыми и изменчивыми статями. Собрала чемодан, накрутила на голову платок, поклонилась телевизионной вышке, сунула под мышку детей, погрозила гражданину Дрындину кулаком и ушла, оставив его стоять посреди кухни в трусах, майке и штопаных носках.

Советский человек, особенно гордясь простотой, вне службы всегда разгуливал в трусах и майке по своим квартирам и дворам. Теперь этот секрет почти утерян. Некоторое время гражданин Дрындин неуверенно раскачивался с пятки на носок, но уже минут через тридцать, придя в кухню, Рыжик застал его сидящим напротив почти пустой бутылки и почти полной консервной банки. Он сидел и издавал едва слышное гудение, происходящее от того, что майский ветерок, влетая в одно ухо, вылетал через другое, попутно создавая легкую рябь в префронтальной коре. Гражданину Дрындину было щекотно, он ежился.

Если бы Рыжик в этот раз догадался применить опцию невидимости, то ничего бы и не было, и писали бы мы теперь про другого кота или даже про индийский флот, но он не применил. Кроме того, и ветерок, рябивший кору, вдруг, как на грех, иссяк. Произошло то, что принято называть неблагоприятным стечением обстоятельств. Был Рыжик, была водка, а супруга уехала на рейсовом автобусе. Раньше в дрындинской жизни все так разом не стекалось, что позволяло ему быть почти приличным гражданином, а тут стеклось. Гражданин Дрындин увидал кота, и это автоматически запустило протокол идиотских поступков. Он схватил Рыжика за шкирку, вышел во двор, подошел к ужасной будке, дверь которой давно истлела и отвалилась, и бросил его прямо в проклятую дыру. Все произошло так стремительно, что даже рыжиков кошачий ангел оторопел, а Рыжик полетел в бездну.

Сотворив это, гражданин Дрындин тут же сел на корточки и сделал брови домиком, изображая счастье. Мы бы на месте Рыжика непременно погибли бы, но он, не успел дурак Дрындин уравновеситься, уже выскочил обратно, как кот в коричневых сапогах, и со всех ног кинулся домой, потому что не знал куда еще можно бежать в таком случае.
— Ой, ой! — заорал гражданин Дрындин и резво бросился вслед, помогая передними руками, наподобие шимпанзе.

Потом Рыжик летал по квартире, как акробат, переносясь с занавесок на подушки, громя туалетный столик и всюду оставляя кошмарные следы. А гражданин Дрындин, поняв, что не может изловить такого летучего кота руками, совершенно взбесился и, схватив ружье, сделал два выстрела. Первым он взорвал телевизор и заставил соседей звонить в милицию, а вторым — зажег какое-то тряпье и навлек на свою голову еще и пожарных.

Когда его усаживали в милицейский возок, он высунулся, ни к кому особенно не обращаясь, прокричал: «Вот, полюбуйтесь, что коты-то вытворяют!» — и был таков.

Рыжик вернулся на следующий день еще ярче и полосатее, чем обычно, но стал больше времени проводить на чердаке, откуда наблюдал за эволюциями советской республики. Впоследствии он сделал карьеру кошачьего идальго и стяжал славу задиры и волокиты. Мы думаем, что он вполне мог бы прожить девяносто лет, но он не стал.

А акция сегодня, так уж и быть, посвящается индийским морякам, которые плавают в Индийском океане. Нам отсюда, из Столовой №100, кажется, что всё, что ни плавает в Индийском океане, — всё индийские моряки, но, оказывается, не всё. Ревнивые индийцы просили передать, что в Индийском океане черт ногу сломит, а они — в белых костюмчиках и фуражках с якорями. Приметы неверные, но поздравьте, кто встретит нечто подобное, все равно. Акция: суп куриный 17 рублей и солянка со свининой 65 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 27.11.2017 11:31

Записочка, опубликованная в прошедший понедельник, должна была, оказывается, умножить число наших подписчиков, как это мы узнали от директора, а вслед за тем сделать какой-то переворот в столовской бухгалтерии и даже что-то такое, если мы правильно поняли, натворить с климатом. Но на деле одной рукой привела только несколько неприкаянно бродивших по сети антисоветчиков, а другой отняла равное количество престидижитаторов с членами их семей и устроила снег с дождем. Или же дождь со снегом, мы пока не смогли определить, но в любом случае это все не то, что, видите ли, нужно. Из бухгалтерии же сообщили, что никаких переворотов они там у себя не наблюдают и считают, что бухгалтерия не то место, где вообще в переворотах нуждаются. Как райтер ни убеждал в записочной полезности, а в результате только разыкался, но никого не убедил. Вышло совершенно как с яростной и языкастой Кали, про которую сколько ни уговаривают, что она полезная, но рожа у нее все-таки такая страшная, что и сами уговорщики, в стильных оранжевых костюмчиках, время от времени переходят с санскрита на чистую икоту. Директор был очень недоволен.

– Вместо того чтобы подстрекать население к чревоугодию, – выговаривал он райтеру, – ты опять обзываешься, делаешь обидные намеки, а теперь еще и икаешь. Вот, письмо получили, пожалуйста, пишут, что совсем уж было хотели пойти в нашу столовую сорить деньгами, но теперь «нарочно уедем в офшор к куртизанкам и станем с ними вино пить и безобразничать». И это при том, что я все время лезу к ним, как каторжный, чтобы хотя какой-нибудь коррупции причаститься. Что они мне после этого скажут? Бесстыжие твои глаза, скажут, хоть ты и директор. А погоди-ка еще, вот прискачет Василий Иванович, и будет тебе небо с овчинку.

Стали ожидать Василия Ивановича. Райтер ждал босой и с головой, посыпанной пеплом, который он добыл из пепельницы, а директор – просто. Сначала ждали вот-вот, потом с минуты на минуту, а после с часу на час. Потом райтер устал и присел икать на стульчик, а директор вышел вон посмотреть на дорогу, услыхал, как каркнула ворона и сказал: «Чтоб те чирий». Тогда стали ждать телеграмму. Что-нибудь вроде «Се день зпт когда огнь небесный пожрет вся грешная тчк» или даже «воскл зн». Но и теграммы не дождались. Пришла только почтальониха, но сделала это, как выяснилось, из ревности и с голоду: «Я и то думаю, что-то давно телеграммы для вас нет. Дай пойду проверю, не изменяете ли вы мне с другой почтой, а там и пообедаю».

– Хорошо, – сказал директор, – поедем сами, тут не далеко. Повинную голову меч не сечет. Тебе, впрочем, – повернулся он к райтеру, – все равно капец.

Однако по приезде в ректорат стало ясно, что про нас там и не думали: в приемной сидели нанятые плакальщицы из среды аспиранток, на синтроне – протоиерей Василий Лимпопов с проректорами, а чуть в стороне Зеленкин с рюмкой коньяку. Мы уже ожидали увидеть Василия Ивановича на столе, но он, слава Богу, был в ректорском троне и с академической короной на голове. Мы, кстати, говорили ему, что никаких ректорских тронов и корон не бывает, но он сказал – бывает. Долгий был разговор:

– Не бывает.

– Бывает.

– Нет, не бывает.

– Да, бывает.

– Не бывает и никогда не было.

– Бывает и всегда тут было.

Не зря, словом, про Василия Ивановича идет по университету слава как о блестящем полемисте.

А не до нас в ректорате было, потому что пришел московский слух, что Василия Ивановича хотят лишить справки о присвоении докторской степени. Сначала, конечно, чуть не вышло недоразумение. Директор толкнул вперед босого райтера с криком: «Это все он виноват!» Но все с первого взгляда как-то поняли, что вряд ли. Райтер даже немного обиделся: «Какъ это, не украсть не покараулить?»

– Не печалься, Василь Иваныч, – утешал директор, когда сообразил, что теперь не до райтерских проделок, – Бог дал, Бог и взял.

При этом отец Василий вздрогнул и ревниво посмотрел на директора:

– Я тоже, Василий Иванович, в этом смысле хотел сказать. И без степени человеку возможно спастися. Как говорится. Хотя, конечно, если наоборот, то неудобства многого избавляемся.

– Не посмеют они мою степень отнять. Ее не за фитюльки дают, а за степенность, как ясно из названия, и заслуги перед Отечеством. А если бы иначе, то сейчас мы бы имели не науку, а балаган: каждый в свою дуду дудел бы. Вон, райтер ваш разлюбезный, завтра возьмет и накатает диссертацию прямо посреди Столовой № 100. Всех обхамит, все наврет и что же, степень ему за это вручать? Шиш! И ничего я не крал (при советской власти и слова такого не было, говорили «взял, да и пошел»), а все от ветра собственной главы написал. А что не от собственной, так и то не крал, а купил с приложением астраханских сувениров. Кроме того, если отнять справку у меня, то откроется ящик Пандоры, а там какого только ужаса не запасено. Пойдут клочки по закоулочкам.

Так как эта речь произносилась из трона, то получила название тронной, а из-за того, что Василий Иваныч блестящий полемист, то говорил он ее, как покойный Фидель Кастро, часов шесть, поэтому у нас было достаточно времени, чтобы улизнуть.

– Повезло тебе, хороняка, – говорил директор на обратном пути, – в другой раз не отделаешься. На будущее время, если не знаешь про что писать, пиши про котов. Пообещай.

А у райтера так замерзли ноги, что он и пообещал.

А акция сегодня посвящается нашему чудесному избавлению. Вот она: суп фасолевый 17 рублей и плов из курицы 45 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

PS: Братию поздравляем с началом поста. Будьте любезны.

Акция 20.11.2017 07:05

Для тех, которые думают, что жизнь только и делает, что стоит на месте, сообщаем, что это не совсем так. Бывают у нее такие падения, что она вовсе лежит на спине, совершенно как перевернувшаяся черепашка, и только помавает ножками. А бывает, что снова встает, делает пару бессмысленных шагов в неизвестном направлении и при этом на рыле у нее высвечивается вопросительный знак. Было, конечно, в начале благословенных девяностых лет, что она бодро носилась из стороны в сторону, время от времени сверяясь со старыми картами и таращась на компас, а иной раз просто шарахаясь туда, где крепче пахнет. Но этот период ее бытия был признан чреватым кризисом и повсеместно отвергнут, а на возражение, что кризис, собственно, и есть единственный признак жизни, было сказано, что это вредная философия и глупость. Компас, ради его недвусмысленности, был заменен модным флюгером, а из карт нарезана игральная колода. И все как-то наладилось. Жизнь то стоит и слюни пускает, то лежит и помавает. Население хотя и приобрело рельефные голени, но с лица стало такое гладкое, что ни одна морщинка на лбу не вскочит. Наварили на зиму чугуна, протерли ядерную бомбу и, Богу помолясь, собираются плясать балет в нарочно построенных для этого занятия фермах. Еще, говорят, обрядим вот Неназываемого горностаями и совсем уж станем притчей во языцех. Один только райтер морщится, ретроградит по углам и вообще отравляет всем кислород. Может быть, что этим и еще кто-нибудь занят, но в Столовой №100 перспективы так малы, что погожим днем, даже взобравшись на крышу, мы видим только райтера, ну и еще колокольню, но она тут совсем не при чем и упоминается все время только в надежде, что когда-нибудь нас заметят в кремле и чего-нибудь разрешат или не запретят.

— Вот, полюбуйся, что пишут другие, хорошие, райтеры. «Данный продукт уже снискал заслуженную любовь»! Что ни слово, то жемчужина. Тут тебе и «данный», и «снискал»… Читаешь — и словно своими глазами видишь, как данный продукт снискивает любовь. Заслуженную притом. Честное слово, даже поневоле за карман хватаешься. Только самое черствое сердце не способно открыться навстречу этому, то есть «данному» призыву. Или вот чугунная фабрика. Не отворачивайся. Пишут, что купили новую печь и наплавили целую прорву чугуна. Взывают теперь к патриотизму, и так это легко, с ветерком и с матерком, что я просил их и нам выслать пару ведер. А у тебя что? «Пользуясь легкомыслием охраны, медный таз перегрыз путы и ушел в политику: в девять часов его видели в приемной местного отделения партии престидижитаторов, где он подавал заявление на принятие в члены». Зачем это? Ведь это же явное вранье.

— А вотъ и нѣтъ. Все правда. Да вѣдь онъ ужъ принятъ и не только въ видѣ члена, но и будетъ гулкимъ гласомъ читать лекцiи о парламентаризмѣ для престидижитаторской молодежи.

— Неужто? А как же мы теперь будем летом варенья варить?

— Не сказывалъ.

— Ну хорошо. Но зачем же так-то вот — «престидижитаторы». Люди все хорошие, семейные. Некоторые твои соседи, может быть. Неужели же, придя в лечебницу, ты и там тычешь в глаза болящим их болячками? Разве же они виноваты? Прими, в конце концов, в рассуждение Божью волю.

— А какъ же надо?

— А просто. Пришел молчком, передал кулек с апельсинами, пожелал здравия и марш домой восхвалять столовское продовольствие: «Данный суп по праву считается кладезем полисахаридов и атомов идеальной шаровидности». Тем более что разыгрывать из себя пророка может всякий, а писать для столовой — дураков нет.

Ну что же. Про печку, так про печку, тем более что мы действительно ее купили. Выглядит она как космическая ракета, и в ее паспорте, кстати, указано, что при незначительных доработках на ней и правда можно летать в космос, но, к несчастью, испечь пирога при этом уже не получится, потому что в духовке как раз будет место для астронавта и его кастрюли с едой. Поэтому никаких доработок мы решили не делать и будем просто испекать в ней провизию. Если бы завхоз сунулся головой в эту новую печку, то смог бы избежать многих неприятностей, но он сунулся в старый газовый котел и опалил себе усы. И тут же выяснилось, что в усах было заключено почти все его здоровье, потому что сразу вслед за этим он ушел на больничный. А когда мы приехали его навестить, то оказалось, что в усах содержалась и его свободная воля, потому что он сидел с полуоткрытым ртом, безучастно пырился в одну точку и пах медицинским спиртом.

— Болѣетъ…

— Вот видишь! Можешь же. Теперь отпускай апельсины и марш писать дальше.

А в окрестностях Столовой №100 недавно произошло современное искусство. Все уже, наверное, об этой нашей беде знают, но мы обязаны все-таки еще раз предупредить, тем более что райтер уверен в том, что современное искусство способно вызывать бубонную чуму и другие опасные поветрия. На этот раз пошлятина воплотилась в металле и была слажена из старых, но вполне надежных скреп. Надеемся, что автор ухлопал на нее весь запас таланта и сбережений, но на время карантина рекомендуем сугубое прослушивание классической музыки и чтение классической литературы. Помоги Господи.

— Да брось, ну какое там современное искусство. Так только, хронический дефицит вкуса и острое не по уму ревнование.

— Это и есть определенiе современнаго искусства. Вообрази себѣ, если бы Пушкинъ вмѣсто Онегина пошелъ бы и прибилъ яйца къ мостовой.

— С нами крестная сила!

— Пошли бы барышни въ книжную лавку: нѣтъ ли, молъ, свежаго Пушкина? А книгопродавецъ крестится и плачетъ: бѣдныя барышни, бѣдные книгопродавцы, бѣдный Пушкинъ, бѣдная, бѣдная, бѣдная Россiя.

А акция сегодня посвящается всем проголодавшимся. Придите и ядите. Акция: солянка 56 рублей, оладьи из печени 39 рублей, ассорти из овощей 69 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Последняя щука 15.11.2017 06:00

Шутки в сторону. В последнее время от наших читателей поступало много обещаний приехать в Астрахань и озолотить нас с головы до ног. Тут, разумеется, даже святые бессребреники, состоящие в штате Столовой №100, не находят, что возразить. Пусть, говорят, приезжают. В конце концов, мы — бессребреники (это у нас и в трудовом договоре записано) и против злата, а равно смарагдов, диамантов, сардисов, шелков, слоновой кости, импортных самогонов, невольников, хрусталя, клубничного варенья, гепардов и шерстяных носков ничего не возражаем.

Однако здесь же возникает и вот какое соображение. Наши читатели, как ясно из названия, — люди склонные к чтению, а значит более домашние, чем дикие. А так как читают всё подряд и добрались уже до предприятий общественного питания, то, конечно же, нуждаются в сугубой опеке. (Мы, кстати, хотели даже создать Орден опеки, но директор воспретил, хотя ему там предлагался пост Командора и Великого гроссмейстера. А мы уж и мантии заказали. Шикарные, между прочим. Черного шелка, с длинными рукавами, подвязывающимися со спины. Блеск!) Вообразите только: прибывает наш читатель в Астрахань и начинает озираться. Он, может быть, и вовсе про Астрахань только от нас и узнал, знакомых у него тут один только райтер в орденской мантии и пара-тройка литературных персонажей, которые почти все не имеют даже ИНН и прописки. Из столовских записочек ему известно только про Столовую №100 и про кремль. Ну добредет он до столовой, съест там горохового супа, к примеру. Что же, скажет, гороховый суп, скажет. С характерным, скажет, гороховым вкусом. Ну, потребует райтера, и ему райтера предъявят, тем более что теперь, с новыми мантиями, это стало очень удобно: бери за нос и веди куда хочешь. Что же, скажет, это вот райтер и есть? Так точно, он самый. Что-то выглядит как будто не слишком свежим и обетованных кудрей нет. Что же он, всё пишет? Отчего же, он еще и на бубне вальсы играет. Любопытно, скажет наш читатель. Раз, два, три, раз, два, три… Послушает пару минут, почувствует, что вскорости одуреет и пойдет в кремль. Там взберется на колокольню: ишь ты, Волгу видать. Потом плюнет вниз и перекрестится на Успенский собор. Потом в музее познает разницу меж палкой-копалкой и палкой-чесалкой. Ну, прогуляется еще вечерком, примет участие в уличном ограблении и насидится в будке безопасности (гм, действительно, «кафизма»), а после-то что? Алкоголизм в гостиничном нумере, нравственное разложение и нигилизм, а потом — спать.

И пойдет слава про Астрахань: мол, гороховые супы, бубен, колокольня, верьте слову — еле ноги унесли. Астраханцы, конечно, буду говорить, что у нас и богема, и водный велосипед, и заповедник с такой оравой занесенной в Красную книгу кусачей сволочи, что только держись. Но астраханцев-то в мире почти нет, а иногородними сочинителями хоть пруд пруди.

Всю бы голову мы себе сломали в раздумьях о том, как бы уберечь наших странствующих читателей от алкоголизма, нигилизма, спанья по нумерам и сочинительства, если бы судьба не свела нас с шайкой добрых женщин, которые всё давно уже придумали, изобрели, а потом напекли кексов и наварили ведро глинтвейна, чтобы всю свою выдумку презентовать. На презентацию мы отправили райтера с одним из его персонажей и после никак не могли добиться от него, где он был и что там конкретно презентовали. Несчастный только метался из угла в угол и выкрикивал: «Кексы! Последняя щука! Анастасия Дербасова! Глинтвейн! Барышни! Хочу еще!» Персонаж же, который на счастье оказался не не-то-Курятиной-не-то-Говядиной и не завхозом, а самым что ни на есть директором, сообщил, что презентовали очень нужную вещь, без которой и астраханцам бы пришлось туго, а путешествующих наших читателей вообще разметало бы по окрестностям. И, кроме того, обещал дать ссылку в комментариях. С тех пор мы стали совершенно спокойны за наших странников. Сидим и, глядя друг другу в глаза, спрашиваем только:

— Как ощущения?

— Раньше, бывало, места себе не находил, а ныне такое спокойствие, что лучше и не нужно.

— То-то и оно.

Нашим читателям левого образа мыслей докладываем, что делаем это бесплатно (для левых, как охочих до чужого, бескорыстие представляется очень важной и почти насущной добродетелью). Читателям же обыкновенных, гражданских, взглядов сообщаем, что денег мы, конечно, просили, но нам сказали, что мы еще за глинтвейн должны.

Акция 13.11.2017 06:43

Сегодня важный день в истории кулинарии. 13 ноября — день обретения сэндвича. Или день рождения графа Сэндвича. Календарь как-то туманно об этом пишет: то пишет, что родился, то «изобретен». Во всяком случае, ясно, что он как минимум все-таки родился, а может, что эти две даты совпадают, и тогда, если вы услышите сегодня где-нибудь звуки безудержного веселья, то знайте, что этот шум производят большие почитатели Сэндвича и его изобретений. Выпивают небось и из уважения к графским проделкам закусывают бутербродами. В Столовой №100 этот день был отмечен докладами местных историков, которые из-за давности происшествия не стеснялись в подробностях и предложили несколько версий.

По одной, Джон Сэндвич очень любил играть в картишки, но совершенно не умел. Как, бывало, придет ему на руки приличная карта, так уши сразу сделаются пунцовыми, руки трясутся, а сам бегает по комнате и кричит: «Святые угодники!» Никакого самообладания. А если на руках «два валета и вот это», то опять беготня и крики, но уши уже не пунцовые, а скорее алые и заметно трепещут. Тут уж всякий наблюдательный человек делай выводы. Вот так он однажды набегался и наорался до того, что проиграл все свое столовое серебро. А так как был человеком легкомысленным, то сказал: «Шут с ним, с серебром. Было бы здоровье». Однако долго ли, коротко ли дело подходило к обеду, и здоровье стало давать сбои: из живота послышалось зловещее урчание, под ложечкой засосало, а в членах почувствовалась истома. В 13:05 граф Сэндвич по несомненным признакам диагностировал у себя дистрофию и цингу, а в 13:15 слег. Слуги, посланные к соседу, чтобы занять ложку и вилку, принесли ответ: «Ежели вашему сиятельству угодно отыграться, то так и скажите, а не подсылайте своих дураков с ерундой».
— Господи, Боже мой, — прошептал обессиленный Сэндвич, — ведь я все еще так молод и любим, еще и пятидесяти трех мне нет, что бы ни говорили злые языки. Ах, горе-злосчастие!

Вообще, все было примерно как в стихах Бодлера: тоскливо, противно, безнадежно и еще все время хотелось есть. Но граф Сэндвич не был бы внуком знаменитого адмирала сэра Эдварда, если бы позволил злой судьбе усыпить себя до ужина, к которому должны были подоспеть новые столовые приборы, а после заставить всю ночь слоняться по дому, натыкаясь в темноте на стулья, апельсиновые деревья в кадках и французских шпионов в кюлотах и мягких туфлях с пряжками. Он приподнялся на подушках и воскликнул: «Отчаянные времена требуют отчаянных мер! Следовало бы сказать это на латыни, но от недоедания путаются мысли. Эй, кто-нибудь, принесите своему барину хлеба, мяса и что там еще едят дикие звери. Сейчас я буду бороться за жизнь, а вы стойте подле и смотрите в оба».

Таким образом и был изобретен сэндвич. Эта история так благотворно подействовала на графа, что он немедленно женился и доверил все свое имущество, включая столовые приборы, жене, а та все попрятала, карты (на всякий случай даже географические) выбросила вон и в день получки ходила в адмиралтейство за жалованьем. Неудобство состояло лишь в том, что граф с бутербродом и бутерброд носили на слух одинаковые имена. Поэтому иногда, когда миссис Сэндвич просила сэндвич, ей приволакивали упирающегося сэра Джона. Но с другой стороны, порой когда миссис обнаруживала пропажу пары фунтов из своей сумочки и требовала представить ей супруга, ей приносили бутерброд, а сэр Джон в это время уже мчался к ближайшему казино на лихом коне. Словом, жили они не без курьезов, но в целом вполне счастливо. Аминь.

Другая версия, высказанная историком, пожелавшим остаться неизвестным, состоит в том, что Джон Сэндвич, как и все директора, прекрасно умел, но вовсе не любил играть ни в какие карты. Поэтому он в них работал. Работал по двенадцать часов в день и часто презрев выходные дни. А так как делал это с подчиненными, то неизменно был счастлив. Однажды во время какой-то сугубой напасти, обрушившейся на Британию, директор адмиралтейства граф Сэндвич принужден был сидеть на службе безвылазно, трудился над бриджем несколько суток и напоследок взалкал. Тогда приступил к нему адмиралтейский кок и сказал:
— Если ты директор, скажи, чтобы камни…
— Что? Нет. Принеси-ка мне лучше, братец, бутерброд с ветчиной, горчицей и прочим, а сверху прикрой еще одним куском хлеба, чтобы мне рук не перепачкать.

А подчиненные тут же стали кричать: «И нам как Сэндвичу, и мне…» Вот так постепенно «как» отвалился, а окончаний там и в заводе не было. Вот и вся история.
— Какъ-то ужъ больно просто.
— А у директоров всё так.
— Прiятная, должно быть, должность.
— А как же? В дурачки не желаешь по малой ставочке?
— Нѣтъ ужъ, мерси. Да и денегъ нѣту.
— Ну и пошел вон из моего кабинета.

Третья предложенная версия оказалась и того короче. Утверждалось, что Сэндвич вовсе не выдумывал сэндвич, а выдумал его мореплаватель Джеймс Кук. А доказывалось это тем, что подобная история между ними уже однажды происходила. Как-то раз Кук открыл острова, а называться они стали «Сэндвичевы». Заканчивалась версия фразой «Взял да и пошел».

Кстати, больше всех этим возмущался даже и не Кук, а гавайцы. Особенно когда выучили английский язык.
— Да что же это такое, люди добрые? У всех названия как названия, а наша родина — бутербродина.

Кляузничали в Лондон, в Петербург и в Вашингтон. Ругались, ныли и вообще устраивали сцены. И ведь, что интересно, все им сочувствовали, утешали как могли, хотя, конечно, за глаза и ехидничали. Но они все-таки неблагодарно улучили момент и сменили название. Сейчас проживают в США и ходят по пляжу, торгуя чурчхелой. Между прочим, очень этим стесняются. Говорят, что у всех товары с приятным названием и только у них не пойми что: «Помилуйте, звучит как возбудитель брюшного тифа, тьфу, не к ночи будь помянут».

В официальном докладе на торжественной планерке также отмечалось, что граф Сэндвич с детства мечтал прославиться изобретением чего-нибудь нужного и вот благодаря тому, что он был трудолюбив и слушался начальства, достиг желаемого. Его примеру последовали и другие графы.
— Так, граф Александр Строганов в своей одесской лаборатории изобрел бефстроганов. Граф Лев Толстой, к сожалению, много отвлекался на литературные забавы и мало слушался начальства (этот камень в твой огород, райтер), но в молодости, когда был артиллерийским поручиком, тоже мечтал что-нибудь эдакое отчебучить. А вот граф де Сент-Экзюпери даже и не мечтал и, судя по всему, поесть не слишком любил, но каким-то чудом сделался известен и приводится тут для ряда и к вящей убедительности. Всем ясно? А теперь — живо работать.

А в РФ сегодня празднуется День биологических войск. Зная нелюбовь райтера к биологии и советским войскам, мы боялись, что его кондрашка хватит, но он, к счастью, ничего не заметил. Поэтому официально мы посвящаем акцию Дню изобретения сэндвича, от греха подальше. Лицам, обладающим графским достоинством или, по крайней мере, умеющим продемонстрировать соответствующие манеры, предоставляется скидка по предъявлению ими дисконтной карты. Над прочими пусть смилуется Господь. Акция: суп-лапша на курином бульоне 17 рублей, паста с ветчиной 54 рубля. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 06.11.2017 08:54

А директор наш ездил в деревню, чтобы научиться наконец различать сорта самогонов. Двое суток сидел там в камышовом доме и различал. Один сорт совершенно точно различил, по поводу же других сказать не умеем, потому что он довольно быстро подхватил в этих камышах бешенство. По крайней мере, райтер утверждает, что директора покусала бешеная лиса, а райтеру надлежит верить, раз уж он теперь стал такой ценный, что даже на кухне Столовой №100, где ни у кого нет ничего святого и где его почитали обыкновенным столовским дурачком, теперь признали необыкновенным и не только прячут от него ножи, но и утаивают помыслы. Очевидно, что лиса подхватила заразу от мышки — той самой проныры, которую видели в здании суда в кабинете судьи междугородней категории Фемиды Перепрятовны Оттягай на ковре. А была ли Оттягай нулевым пациентом, мы сказать затрудняемся. Да и какая, в сущности, разница, если поветрие охватило уже всю страну и теперь прихватило директора: ходит, орет, поминутно требует отчета в делах и упованиях, говорит «надо работать», потом говорит «пахать»… Даже самым отчаянным поневоле уже кузькина мать мерещится. Н-да. А райтеру, сверх того, сказал: «Чего расселся, лысая башка?». Точка.

***

— Лысую башку с большой или с маленькой писать?

— Что? Я бы со средней написалъ, на фонѣ грозы. Есть у Розенталя среднiе буквы на фонѣ грозы въ алфавитѣ?

— Надобно уточнить, но вроде бы нет.

— И стоило вотъ затѣваться съ перемѣной орфографiи. Про башку вычеркни. Или какъ-нибудь оправдай. Неудобно: могутъ прочитать дамы.

— А Фемида почему с ударением на последний слог?

— Гмъ. Потому что это имя такое и къ правосудiю отношенiя не имѣетъ.

***

И это тем более обидно, потому что райтер как раз вырастил на темени целый сноп кудрей, отчего стал похожим на ананас.

— И зачем ты, скажи на милость, похож на ананас? — бесился директор. — Почему нельзя быть как все, похожим на отечественный овощ? Участковый, к примеру, похож на тыкву. С прошедшим, кстати. Твой покорный директор — на яблоко гесперид. Завхоз — на исконный картофель, а доктор Зеленкин — на атлантическую селедку. Не правда ли? Все время будто только что из маринада. И только ты — совершенный ананас.

— Не только. Василий Ивановичъ еще на кокосъ похожъ. Особенно когда на первый курсъ зачислился и про парикмахерскiя удобства зналъ только понаслышкѣ.

— Ты Василия Ивановича не поминай. У него, во-первых, на всякую потребу справка есть, во-вторых, он несет с утра до ночи такой нервнопаралитический советский бред, какой мог зародится только на отечественной почве, а стало быть, на кокос смахивает только когда молчит, а рот он, как ты знаешь, никогда не закрывает. А в-третьих, я уже забыл, что «в-третьих». Гадство, он и правда похож, особенно взгляд.

Короче говоря, не спаслась бы никакая плоть, если бы директор, кроме бешенства, не делал бы добрых дел (хотя и тут некоторые говорят, что это только косвенные последствия). Он наконец решился побороть преступность. Поначалу еще храбрился, говорил, что деньги не пахнут, что разбойникам, между делом, тоже требуется обедать и тому подобное. Но когда оказалось, что награбленные деньги утекают в офшор, а там спускаются на вино и куртизанок, восстал. Сначала решил переловить всех и перевоспитать, но все тут же и стали прекословить.

— Мы Курятину-то с Говядиной не только никак поймать не можем, но и отличить какая из них кто, а они женщины тучные и к стремительности не склонные. Чего уж говорить про остальных? Только промучаемся зря и ноги собьем.

— А если, не ровенъ часъ, настигнемъ, то послѣднее станетъ хуже перваго.

— Собьют и промучают?

— Внѣ всякаго сомнѣнiя.

Тогда решил спасать клиентские деньги и вывесил на видном месте приказ, чтобы всякий приносил всю имеющуюся наличность прямо директору, в залог будущих благ. Однако большинство приказ не прочитало, а прочие уклонились от исполнения. Один только райтер, по привычке читать все подряд и всему верить, засуетился, но быстро выяснил, что все его сбережения и так находятся у директора, и будущие блага, таким образом, уже у него в кармане.

— И даже еще лучше, — прибавил директор, — иди куда-нибудь, иди, Господь с тобой.

После этого была придумана будка безопасности. Чертеж сделал директор, а воплотил завхоз из разного рванья, которое нашлось на заднем дворе. Будка, сверх ожиданий, вышла легкая, современная и светлая, а внутри была оборудована календариком и откидным сидением с надписью «кафизма». Райтеру так понравилось, что он захотел там жить. Устыдили, напомнив, что будка должна служить общественной безопасности, а не индивидуальным закидонам. Но первые же полевые испытания открыли, что будка, в сущности, дрянь. Злоумышленники запросто взяли и унесли ее вместе с добровольцем внутри, а потом трясли до тех пор, пока наружу не повалились игральные карты, кролик, чалма, разноцветные платки и сам доброволец, который был приятелем завхоза по собственному желанию и, как оказалось, факиром по профессии.

Тогда директор перечертил чертеж, а завхоз прикатил огромную трубу и сварочный аппарат. Будка получилась тяжелая и такая темная и средневековая, что в ней мог запросто поместиться не слишком крупный затворник и удобно найти спасение. Дверь снабдили засовом и щелью, через которую с одной стороны можно было дышать, а с другой — посылать проклятья на головы осаждающих разбойников. Трудность же была в том, что преступники никак не обнаруживали себя до тех пор, пока не хватали прохожего уже за самые микитки. А если наиболее чуткий и успевал шарахнуться в будку, то там его уже поджидал атаман разбойников Кудеяр.

— Руки вверх!

— Блин…

Пришлось оборудовать будку автоматической блокировкой двери, чтобы спасти хотя чутких или, если повезет, словить Кудеяра. Но это дало неожиданный положительный эффект. Дело в том, что покуда впадший в разбойники прохожий блокировался и вызывал полицию, злоумышленники начинали в спешке обкладывать будку чем придется и чиркать зажигалками. Все это происходило безо всякого плана и толка, а кончалось обыкновенно тем, что наглотавшийся дыма потерпевший выбрасывал через смотровую щель все подряд тоже без всякого смысла. Поэтому разбойники стали везде носить с собой вязанку хвороста и канистру. И дело сразу пошло на лад. Увидев в перспективе мрачных джентльменов с хворостом и канистрами, прохожий уже без всяких сомнений убегал в будку, блокировался и вызывал полицию телефонным звонком и протяжным воем. Разбойники, не теряя времени, обкладывали его хворостом и мгновенно зажигали, пока он осыпал их ехидными словами через удобно расположенную щель, а через некоторое время выпадал в дверь в дымящемся пиджаке и с бумажником в руках. Потом приезжала полиция и составляла протокол по всей форме. Причем приезжала, как правило, на две-три минуты раньше положенного срока, чем неизменно заслуживала признательность начальства.

Нас часто спрашивают, почему в то время, когда всем плохо, нам неизменно хорошо, в чем наш секрет и все такое. А мы всегда отвечаем: «Да никакого секрета нет, просто директор наш — гений».

А акция сегодня посвящена Ночи искусств. Мы тоже работаем ночами, но наши экспонаты еще и можно съесть. Акция: суп фасолевый 17 рублей, шницель куриный 45 рублей и макароны с сырным соусом 37 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 30.10.2017 06:48

Сегодня день рождения Джона Адамса, про которого никто не знает, кто он и откуда. Мы даже заказывали директору, когда он был в Америке, социологическое исследование. Он должен был, вооружившись карандашом и блокнотом, опросить по поводу Адамса студентов ближайшего университета, а мы, в свою очередь, проделать то же самое в Астрахани.

Однако вся затея сразу пошла кувырком. Директор немедленно оказался в ближайшем баре, в названии которого было слово «университет», где снюхался с двумя студентами, а те, со своей стороны, сказали, что знают двух Адамсов, один из которых — хозяин бара (стыдно не знать), а другой работал в транспортной конторе, но уже умер. Хозяин бара на вопрос «Кто такой Адамс?» ответил: «It’s me». Поэтому директор отправил нам телеграмму, в которой неверным языком было сказано: «Стыдно не знать воскл зн», посчитал социологическое исследование завершенным и почил от всех трудов своих. Ну, а мы, конечно, пошли к Василию Иванычу, потому что прежде, чем соваться с расспросами к довольно опасным, на наш взгляд, бакалаврам, которые рыщут в университете в модных спортивных костюмах или сидят на корточках, поедая горы семечек, хотели заручиться охранной грамотой или, шут его знает, револьвером, что ли, с серебряными пулями. Сами не знаем, словом, зачем пошли, но застали его резвящимся в финансовых потоках. Только одна макушка и торчала.

— Делом нужно заниматься, товарищи, делом.

А на вопрос про Адамса он отвечать отказался. Сказал, что экзаменовать доктора наук в РФ — уголовное преступление, и нас спасает только то, что он питает к нам сентиментальные чувства, а иначе гремели бы мы уже кандалами по сибирским дорогам.

— Идите к черту, уголовники. Я тут никак не соображу, как напор в трубе увеличить, через которую манна небесная поступает, а вы с ерундой.

Натурально, ушли спиной вперед, кланяясь и благодаря.

— Как же все-таки важно, — сказали мы сами в себе, — иметь в друзьях Василия Ивановича, а не какого-нибудь Поликарпа Кузьмича. Вместо острога, где нам самое место, идем теперь в Столовую №100, где нам, по грехам нашим, конечно же, не место, но где, по крайней мере, хорошо пахнет.

Кроме того, проделка с опросом потерпела крах из-за нерасторопности почтальонихи. Она, нужно это прямо сказать, сказочно нерасторопна и, если собирается куда-нибудь за городские пределы, почему-то сразу же надевает массу разноцветных курток, поддевок и прочего, а на голову наматывает не меньше дюжины платков и в результате не столько несет телеграмму, сколько катится в неизвестном направлении. То, что она как-то докатилась до Америки и обратно, мы относим на счет шарообразности планеты и русского народного чуда.

Короче говоря, нам пришлось лезть на самую верхнюю полку за словарем и шарить там меж страниц.

— Попался, который кусался!

— Нет, это не тот.

— Что значитъ «не тотъ»?

— Написано же – не тот. Тот Джон Адамс, а этот — Джон Куинси Адамс, одиннадцатого июля празднуется.

— Почти. Листай дальше. Ага!

Оказалось, что он был вторым президентом САСШ! Вот почему про него никто не помнит (и даже американские студенты, один из которых, между прочим, мог проследить свою родословную со времен, предшествующих отцам-пилигримам, что теперь в Америке редкость). Адамс, таким образом, разделил участь Базза Олдрина, Марка Бибула, Германа Титова, любимого нашего Полидевка, того безвестного идальго, который открыл Америку сразу за Колумбом, и того труженика, написавшего «Войну и мир» вслед за всемогущим графом Львом и которому никто так и не поверил. И еще многих, о которых неизвестно вообще ничего. То есть сегодня, по сути, всенародный праздник. Мы все тоже никак не можем поспеть вперед всех. Одних велосипедов наизобретали не меньше тысячи штук, и пылятся они теперь по гаражам и кладовкам. Куда ни сунься, там уже кто-то поселился: сидит и добра наживает. Одно у нас есть утешение — это тридцатое октября, День всех вторых. Сегодня в Столовой №100 скидка на второе, а для тех, кто предпочитает употреблять первое после второго, и на первое. За компот придется платить полную стоимость. Компот — это третье, а третьи — такие неудачники, что у них даже праздника своего нет.

Акция: суп грибной 30 рублей и жаркое из печени 68 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 23.10.2017 05:56

Между тем, пока Столовая №100 боролась с преступностью в самой себе, отчасти для того, чтобы стяжать славу, обещанную Фридрихом фон Логау в его эпиграмме «Бой с самим собой есть самый трудный бой, Победа из побед — победа над собой», отчасти же, чтобы спасти от граблей внутреннего супостата хоть какую-нибудь наличность и провизию, реченная преступность расплодилась по округе, обступив нас с четырех сторон, вторгаясь в воздушное пространство и даже подкапываясь тихой сапой под самый фундамент. По поводу фундамента была, правда, версия, что сапу прокладывали изнутри и что преступность полезла во все стороны, собственно, из Столовой №100. Но мы эту версию отвергли и впредь не рассматривали. Во-первых, потому что это противоречило бы всей осадной науке, а во-вторых, потому что потому. Директор в особенности на «во-вторых» настаивал и, надо сказать, смог всех убедить.

Поначалу ничего особенного не происходило. Так только — закричит кто-нибудь в тишине «караул», а потом опять тихо, будто и не было ничего. Или послышится: «Помню я, как мине мать люби-и-ила И не раз, и не два она мине говори-и-ила: Не ходи на тот конец, не хуляй з поворами…» Что такое? А, нет, разрешенный в РФ советско-народный ансамбль имени красного молота и полумесяца репетирует: не забуду мать родную и отца-духарика… Или заматерит вдруг поздно вечерком откуда-то, заглянем — да нет же, опять все ладно, сидят девицы и картошку чистят: кабы я была царица… Только результаты ревизии говорили прямо, что преступность, пожалуй, окружает, и кольцо неумолимо сжимается.

Но потом начали твориться странные вещи. Взять, например, историю с исчезающим калькулятором. Первый раз он просто пропал и не нашелся. Нам следовало бы уже тогда смутиться, но мы, на беду, замешкались. Потом его уронили в ведро с водой. Райтер благоговейно застыл, наблюдая, как он солидно, словно крейсер, погружался в пучину. Тем бы и кончилось, но откуда ни возьмись налетели разноголосые посудомойки, подхватили калькулятора и сунули его на секундочку («Нешто мы не понимаем?») в микроволновку для просушки. Ну, тут ладно. Тут скорее виноваты несовершенные законы физики. Но в третий раз был явный разбой: пришел человек с ножом и увлек калькулятора в кухню, откуда тот уже не вернулся.

— Ищите его теперь въ запеканкѣ, точно вамъ говорю.

— Кто его взял-то хоть, как он выглядел?

— Какъ ночной кошмаръ. Костяная ручка и весь въ кровавыхъ ошметкахъ. Весь!

— Да не нож, а который с ножом.

— Весь, весь. И надпись «Blut und Ehre».

В четвертый же раз произошло что-то уж вовсе мистическое. Администратор рассказывает, что в тот день ее с самого утра томило страшное предчувствие.

— Да, с самого утра. Обычно с вечера начинает и продолжается до вечера следующего дня, а это вдруг затомило с утра. И обыкновенно бывает предчувствие ужасного конца, а тут ни с того ни с сего как бы бесконечного ужаса, как если бы с вечера кислой капусты наелась. А ведь вы знаете, что я уж год и два месяца ни-ни. По постановлению суда.

Придя на работу в административное здание по адресу ул. Брестская, 9а, администратор обнаружила треснувшее зеркало и услышала, как из-под потолка ухнула сова и заскрипел кандальными цепями медный таз. И в тот же миг из окна просунулась черная рука, слепо пошарила по столу, нащупала калькулятор и, схвативши его, исчезла навек. Наряженные в погоню люди сообщили, что нашли лишь черные следы, ведущие к остановке маршрутного такси, где они и терялись. На вопрос «Во сколько это произошло?», администратор указала на остановившиеся на одиннадцати ноль-ноль часы.

— Хроноэффектъ и искривленiе пространства! Сирѣчь кунштюкъ природы!

— Еще не хватало! — всполошился директор. — И кто теперь испрямлять будет? Это же прямо скандал!

— Нет, часы в позапрошлом марте стали. Теперь все, что ни происходит в этом месте, все в одиннадцать ноль-ноль. Я уж и не смотрю, привыкла.

— Погодите-ка, почему же рука? У нас же окна в метре от земли, он что, на четвереньках стоял? Этот, с черною-то рукою?

— Да ведь это такой буйный народ, они все на свете могут. И четвереньки у них, если надо, найдутся.

— Я знаю, я! — закричал завхоз. — Спросите меня!

— Ну уж нет. Сейчас про герцога Бофора услышим.

— При чем же тут Бофор? — обиделся завхоз. — Дело вовсе не в Бофоре, а в том, что это был Нел Келли. Отважный калькулятокрад. Кто же еще? Я про него сегодня прочитал. Вот, пожалуйста: родился в 1855 году в семье ирландских карликов. Это все и объясняет. И никаких четверенек не надо.

— Что? Дай сюда. Каких еще карликов?.. Да никаких не карликов, а католиков. Вот же, черным по белому. Ка-то-ли-ков, хотя и ирландских, да.

— Что же это получается, что семье ирландских католиков нельзя быть в то же самое время и ирландскими карликами? Помилуйте, им и так много чего нельзя, если еще и это…

— Молчать.

— Я к тому, что вы как хотите, а только опять расизм выходит.

— Молчать. И вообще, это было в девятнадцатом веке. А сейчас… Райтер, какой теперь век?

— Нужно въ календарь заглянуть, но въ точности все равно никто не знаетъ. Судя по общимъ настроенiямъ, похоже на двадцатый, вторую половину, а по тому, что Пушкинъ еще живъ, — на девятнадцатый. Совершенно точно только то, что сейчасъ понедѣльникъ, одиннадцать ноль-ноль.

— И Нелли вашего, Кела, — повесили, — донеслось с кухни.

— Кто это? Скажи свое имя! Говядина или Курятина? — вздрогнул райтер.

— Кислятина.

— Да вы что это? — заорал директор, — С ума сошли?

— А я что? — испугался завхоз. — Стало быть, не Келли, мне все равно.

Такова история исчезающего калькулятора как она есть. И преподносим мы ее вовсе не с тем, чтобы похвастаться, что и у нас московские новинки имеются, хотя и все время исчезают. Впрочем, директор, конечно, лез со своими советами к райтеру: напиши, мол, про калькуляторы и про компьютеры напиши, пусть добрый читатель порадуется, а злой пусть позеленеет от зависти. Но так как боголюбивый райтер вообще не хочет вводить никого в соблазн (опасается, как бы это ни привлекло в Столовую №100 еще и столичных прохиндеев), а директор почти сразу фальшиво запел «Имел я деньги пребольшия, имел я домик на Тверской», то и про калькуляторы было написано исключительно для иллюстрации того разгула преступности, какой мы теперь имеем и, как вы уже поняли, можем наблюдать из собственного окна.

Участковый же между тем совсем не подает никаких надежд, а возвышается над столом, как куча полицейского барахла, и по-прежнему не отдает отчета в том, спит он или бодрствует. Мы ходили смотреть всей столовой и доктора Зеленкина взяли как специалиста. Зеленкин вошел и тут же ткнул участковому в глаз палочкой. Ничего.

— Гм. Обычно это срабатывает. — сказал Зеленкин. — А ну-ка, окликните его кто-нибудь по имени и отчеству.

— Ишь ты, — ответил райтер, — у нихъ такое прозвище, что произнести его могутъ только тѣ, кто къ нимъ за ярлыкомъ ходятъ, прочiе же нѣмѣютъ.

— Прекрасно. Тогда положите перед ним сто рублей и спрячьтесь.

— Сто рублей! — ахнул райтер.

— Все-таки он в чине капитана состоит, — сказал директор, — а это соответствует титулярному советнику. Не маловато ли будет?

— Что? — пискнул райтер и тут же обмяк.

— Ну-ну, — ответил Зеленкин, — не горячитесь. Капитан ротой командует или пароходом, а не ярлыками торгует. В самый раз.

При помощи тыкательной палочки положили сто рублей, спрятались и стали ждать. Сначала было тихо, потом произошел какой-то слабый свист, а после, уж и не знаем как, но сто рублей оторвались от стола и вплыли в участковую ноздрю.

— Поздравляю, — сказал Зеленкин, — ваш участковый жив и пользуется рефлексами.

— А сто рублей гдѣ?

— Он их, не знаю как это на латыни будет, втянул. Но не печальтесь. Ваш еще ничего. Теперь ведь участковые норовят больше и ртом, и, эх, знаю как это на латыни, ох, знаю… Зрелище не из приятных, словом.

— Ну что же, — сказал директор, — Подведем итог. Власть — не поймешь — жива или нет, но имеет рефлексы и утянула наши деньги, а к Василию Иванычу идти не с руки: он, пожалуй, сейчас с бакалавриата дани собирает по академической схеме. Придется самому с преступностью бороться: выдумывать чего-нибудь или записываться в бэтмены.

— Подумаешь, — проворчал завхоз, — «академическая схема». Взял просто, да и пошел.

А акция сегодня выполнена в духе гангстерского боевика — хорошо смотрится и не возбуждает никаких мыслей. Акция: рассольник 17 рублей и запеканка мясная с рисом 71 рубль. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 16.10.2017 07:05

Международным днем продовольствия в Столовой №100 дым стоит таким коромыслом, что это более напоминает какой-нибудь бесшабашный языческий праздник, навроде нового года, а не солидное общественное питание, где даже фарш бывает замешан благообразно и по чину. Круглые сутки стучат ножи, гремят поварешки, из-под крышек вырывается густой пар и собирается под потолком в порождающие молнии тучи, терзается плоть и бодрится дух, а медный таз грохочет, как военный барабан. Все, как по сговору, снуют из стороны в сторону, мелькают передники, ворчат привередники, волнуются массы, глядь — пропало нечто из кассы, по эту сторону приказ — рот не разевать, по ту сторону наоборот — пошире отверзать рот, и как бы не переврать, а тут уже прозвучало «мать», кто-то хочет борща, а некто неприкрыто выпрашивает леща, да вы что, ведь теперь пять утра, а из кухни яростное раздается «ура-а-а».

Словом, никто — ни повара, ни посудницы, ни кассиры — никто не видит никакой разницы между обыкновенным днем и Днем международного продовольствия. Причем, если все вообще еще и склонны сомневаться, то посудницы даже уверены, что никакой разницы нет, что мир жесток, мужья преходящи, а если на бейджике написано «посудница Марфа», то благая часть Марии не для тебя. И как бы райтер ни разъяснял им капитализм как разделение труда, они все равно трактуют это в том смысле, что посуда сама себя не отмоет.

Между тем, некоторая разница есть. Например, понедельничная планерка носит наименование «торжественной», а директор читает поучительные истории из древних дней.

— В газете «Бэйцзин жибао» от двадцать второго июня тысяча девятьсот девяносто пятого года по Рождеству Христа сообщается о некоторой пожилой старушке по имени Цзя Юймэй, содержащей в городе Иньчуань, что в Нинся-Хуэйском автономном округе, столовую. Молодость свою она провела за изучением трудов Сунь-Цзы и Карла фон Клаузевица, что несомненно сослужило ей добрую службу впоследствии. Как-то ночью, когда старушка только что закончила чтение и собиралась, по китайскому обычаю, лечь и заснуть до утра, к ее столовой приступили трое свирепых разбойников и стали стучаться в двери, требуя выдать им денег и, сверх того, всего, что им заблагорассудится (довольно обширный список прилагается, если кому интересно, пусть сам прочтет). Однако хитрая старушка, вооруженная воинской премудростью, дверей не открыла, но вызвала полицию и выставила в окно французский мушкет, подаренный ей кузиной, бывшей замужем за каким-то вьетнамцем, имени которого почему-то в статье не приводят. Таким образом, она не только усмирила троих разбойников, сохранила наличные деньги и все до одного предмета из списка, включая и французский мушкет безымянного вьетнамского зятя, но и прославилась в Китае и далеко за его пределами. Статья, кстати, так и называется: «Старушка хитростью усмиряет троих разбойников». Любопытное чтение. В этой связи хотелось бы знать, как обстоят дела с нашей тревожной кнопкой. Она вообще работает? Когда ее проверяли?

— Как же ее проверить? – спросил завхоз.

— Нажать пальцем и ожидать последствий.

— Нажать, пожалуй, что можно, но вот последствия, в некотором роде, могут удручить.

— Но могут и не удручить?

— Могут, но это будет еще ничего, а вот если удручат, тогда беда.

— Действительно. Что же делать?

— Сидеть и ожидать вопроса «Кто виноват?». Он всегда веселее решается. Виноватый всегда на самом виду ходит, только перстом укажи — и дело в шляпе. Чего же лучше? Тем более, что сегодня День продовольствия, а это такой праздник, который даже поэты футуристического толка, умеющие изгадить все что угодно, рифмуют только с «удовольствием» и больше ни с чем не рифмуют.

И акция сегодня, как нарочно, состоит из одного чистого, беспримесного продовольствия, в согласии с резолюцией ООН и местными вкусами: борщ 20 рублей, плов из курицы 44 рубля. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

Акция 09.10.2017 06:18

Мы работаем в Столовой №100 не потому, что нам бы этого так уж хотелось, а потому что ни в какие другие столовые нас не брали. Нам это известно очень хорошо, потому что мы не один раз пробовали. Придем, бывало, в столовую и начинаем потихоньку трудиться. Райтер где-нибудь сбоку пристроится, а директора безумный бес гордыни всегда гнал в директорский стул и принуждал оттуда метать молнии и производить громы. На грохот, конечно, прибегал всклокоченный человек, который до этих пор веровал в свое директорство и был намерен защищать эту веру фанатично, как это и принято у директоров.

— Что здесь происходит?!

— Не мешайте работать.

— Да кто вы такой?!

— Я вам сейчас покажу, кто я такой. Я директор. Кастор Тиндареевич. А это мой друг, Полидевк.

— А ну вон отсюда!

И нашего директора выпихивали из кабинета, а потом и из столовой на мороз или жару, в зависимости от времени года. Потом туда же выносили сонного райтера.

Всякий раз происходило одно и то же, с небольшими вариациями.

— Я Борис, а это Глеб.

— Джамиля, вызывай милицию!

Или так:

— Я Кирилл, а это Мефодий.

— Убью обоих!

Или:

— Петр и Павел!

— Люди, бейте их, это самозванцы!

Или:

— Алюль-Булюль и Хиштаки Сеританур!

— Хватай их!

Или:

— Мы братья Уорнеры, имен у нас нет.

— Заряжай, цельсь…

Или:

— Да что вы пристали, ну, Якоб Гримм, а что? А который спит, это Вильгельм.

— Спустить бешеных собак!

Или:

— Гаргантюа-а-а-а-а! Пустите нос!

Или так:

— Я бродячий директор, а это райтер. Не бейте нас, мы очень опасные люди. Отцепитесь! Райтера, райтера не будите! Возможно, что мы все ему снимся! Даже наверняка! Ай!

— Откройте свою столовую и там работайте!

— А если бы нас звали Ромул и Рем? А?

— Наплевать.

— Что вы говорите? Как же так наплевать?

В деле открытия такой столовой, из которой нас бы не гнали поганой метлой, проявилось удивительное единство действий при очевидном разномыслии (что могло бы быть хорошим уроком для советских патриотов, если бы они не были так напуганы уроками вообще и не избегали их всеми силами почти с первого класса). Директор думал так: «Открою столовую и воцарюсь. Восприму православное имя, обрету человеческий облик, буду вечно желать зла (личного обогащения.— Прим. налог. инсп.) и вечно делать благо (обогащать всех достойных.— Прим. чиновн.). И сам буду с усам, и клиенты сыты, а у овец никто и спрашивать не будет». Райтер же думал: «Открою столовую и стану тамъ лежать».

Вот почему мы работаем в Столовой №100. Так вот, пришли мы сегодня на работу (внимательный читатель уж смекнул куда именно, а невнимательный и без того счастлив) и увидали там — кого бы вы думали? Да ведь Василия же Ивановича, нашего друга, вдохновителя юродивых, укротителя вдов и усмирителя сирот, который сидел на стульчике и раскланивался по сторонам, как алебастровый болванчик. Райтер вначале засомневался, но, обойдя вокруг и усмотрев приколотую к вороту бумажку «Вас Ив «глот звук» вид сзади охран Госуд», успокоился. Ну, сказал, если уж «Госуд» с заглавной, то точно Вас Ив. И открыл Василий Иванович нам, что теперь он не министр легкого поведения, а ректор университета, хотя и от легких путей отказываться не собирается. А зная его комсомольско-молодежное, ликероводочное и банно-прачечное прошлое, можете представить, как мы возликовали?

— Гаудеамус игитур! — воскликнул директор.

— Да чего тамъ, съ легкимъ паромъ, Василь Иванычъ! Какъ же ты умудрился въ послѣднее время! Да гдѣ? И какъ тебѣ удалось?

— Тут недалеко, всего три остановки на троллейбусе. Городок, по российским меркам, небольшой. Ни армии у них своей, ни ополчения, ни стыда, ни совести. Заступиться за них, словом, некому было. А вы же знаете меня…

— Погоди, Василiй Иванычъ, тутъ непремѣнно долженъ хоръ вступить.

— Я говорю, вы же знаете, я всегда был отечеству послужить готов…

Хор: Я скромной девушкой была

Вирго дум флоребам

Нежна, приветлива, мила,

Омнибус плацебам.

— А тут сам губернатор просил. Опыта тебе, говорит, не занимать стать.

Хор: Пошла я как-то на лужок

Флорес адунаре

Да захотел меня дружок

Иби дефлораре.

— Чиво? Что это у вас за хор такой и откуда он тут взялся?

— Доморощенный. Из здешних крепостных составлен. А регентом завхоз подвизается.

При этом завхоз вышел вперед и поклонился, свесив рыжие усы до полу.

— Вот он.

— Не нужно такого хора. И пусть райтер мне свой текст не вкладывает. А то слова какие-то дикие выходят.

— Это ужъ дудки, — отозвался райтер, — иначе однѣ матерныя морѳемы останутся и губернаторъ. Слишкомъ банально. Этого и такъ гдѣ хочешь завались.

— Сами-то хороши: «Иби дефлораре».

— Ну не ругайтесь же в праздник! — вступился директор. — Расскажи лучше, Василий Иванович, как это тебя назначили? Ведь это же выборная должность.

— Покуда назначили, а там и изберут.

— Ученыхъ теперь въ университетахъ мало осталось. Не сомнѣвайся, изберутъ, — проворчал райтер.

— Вот мало того, что ты сейчас всю университетскую прислугу обидел, но ведь ты и меня не стыдишься! Немедленно исправься! – вскипел Василий Иванович.

— Хорошо. Теперь въ университетахъ всѣ ученые стали. Такъ что выберутъ. Такъ нормально?

— И как это у твоего шута выходит одними двусмысленностями говорить? — повернулся Василий Иванович к директору.

— Да черт с ним, не правда ли? Но ведь это получается в таком роде случай, когда не поп создает приход, а приход попа по своему образу и подобию!

— И поп был, — недослышал Василий Иваныч. – Протоиерей Василий Лимпопов. С одного села мы с ним. Из нашенских.

— Ах, Василий Иванович, до чего же ты ловок! Это соберутся теперь все ректоры на смотр, и ты между ними станешь равным среди равных. Назовись, скажут, кто ты есть! Я-то? А ректор Гарвардского университета. А я, мол, Оксфордского. И тут ты, Василий Иванович: и я ректор университета, а что?

— Да вѣдь съ ними на латыни придется говорить! — встрял райтер.

— Не придется, — ответил Василий Иванович, — я немецкий учил. У меня и справка есть: немецкий со словарем.

— Но говорить же нужно не со словаремъ, а съ живыми людьми.

— У них, я чай, тоже не без справок. Сядем рядком, покажем друг дружке справочки — и ладно. К тому же, я академик Академии Мира и Безопасности и профессор еще я. Еще третьего года справочки заказал. Надо мной еще смеялись: к чему, говорили, только деньгам перевод. И кто теперь смеется?

— Истинно, государственный ум у тебя, хотя с виду и не скажешь, — сказал директор.

— Да ужъ, — сказал райтер. — Когда будутъ говорить «миръ и безопасность», тогда внезапно постигнетъ ихъ пагуба. Не могу больше. Господинъ регентъ, командуйте.

Хор: Виват Акадэмия

Вивант профэссорэс!

— Что это? — встрепенулся Василий Иванович. — Опять какое-нибудь оскорбление чувств учащихся?

— Не волнуйся, муж ученый, — взял его за плечи директор, — оденься в белое и гряди в кухню, надо приватно потолковать. Кухня наша — удивительное место. Сейчас увидишь. Своего рода исламский рай: туча еды и фурии. Или гурии, не помню точно. В любом случае, на огонь и воду можно смотреть вечно. Это успокаивает.

— И на медную трубу.

— А? Ну, Бог с тобой, как скажешь.

А акционные блюда в честь такого случая сегодня приготовили ученые-аспиранты. То есть наши повара, но со справками, которые Василий Иванович подарил им из дружбы. Он хороший и своих не обижает. Акция: суп грибной 30 рублей, биточки из индейки 29 рублей, а на гарнир гречка 24 рубля за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566

***

— Я же директор университета…

— Ректор.

— Чё?

— Я директор, генеральный, а ты — ректор.

— Плевать, я тоже генеральным ректором буду. Прикажу только. Так вот, я же ректор, ты знаешь сколько это стоит? Шур-шур-мур-мур.

— Что? Ну-ка быстро смотри на огонь и воду.

— Не хочу.

— Да ты понимаешь ли, какая это большая цифра?

— Не понимаю. Я профессор экономических наук, а не математических. Хочешь, справку покажу? А?

— Нет.

— Ась?

— Да забей.

***

P. S. Обилие прямой речи связано с тем, что сегодняшние персонажи много говорят. Приносим свои извинения.

Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] 22 [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ]