Седьмого мая отверзаются небесные клети, и оттуда на астраханцев выскакивают комары. Кроме того, они прибывают рейсами из Турции, Персии и тому подобных мест, где всю зиму набираются сил и оттачивают свои дамасские носы. Мы знаем, что в других русских весях о комарах составлено не слишком лестное мнение, но в Астрахани, кажется, их просто обожают. Всегда приветливо размахивают руками и кричат: «Ох, батюшки, комары!» А в руках имеют веточки, как в Вербное воскресенье, и очень бывают, по видимости, рады. При советской власти комаров даже нарочно разводили в подвалах, а они верой и правдой служили, наверное, чем-то вроде опоры режима, иначе чем еще объяснить, что когда в подвалах засело честное купечество, комары не смогли понести такого соседства и частью подались по своим загородным имениям, частью же ушли в камыши, чтобы коллективно подстерегать там индивидуального предпринимателя, а в перерывах читать газету «Коммунист» и грезить.
Впрочем, мы не совсем понимаем, к чему вообще нужно грезить и мучить себя чтением, если весь социализм и так налицо, только развился уже до того, что вся груда ограбленного в семнадцатом году добра, которой раньше инстинктивно распоряжалось красное начальство, теперь поделена им и терпит почти сознательные распоряжения. И Ленин, по сообщениям мавзолейных жрецов, тоже уже перестал попахивать и рассыпаться, но со дня на день обещает замироточить или как-то еще иначе воссиять. И октябрь такой… такой… юный. И в секретной лаборатории первого канала, говорят, пророщен и выпущен на волю товарищ Клевитан и репетирует уже какую-то экстраординарную брехню. Слух же о том, что он зародился не в лаборатории, а явился плодом легкомысленного союза Полигимнии и моложавого чекиста, приходится признать недостоверным, потому что пущен он, несомненно, самим товарищем Клевитаном. А Василий Иванович уже прямо говорит, что лавочники нужны только для того, чтобы, с одной стороны, казенному и, таким образом, совершенно беспомощному человеку не погрязнуть в мусоре, а с другой —чтобы ему было за кем присматривать и укорять жаждой наживы.
— Наживы ведь жаждете?
— Это так, Василий Иванович, жаждем. Но только в том случае, когда нажива способна пролиться или другим способом уподобиться жидкости. В иных же случаях — алкаем.
— Ну, вот. Когда же в Сколкове изобретут известное количество роботов, то и такая надобность в лавочниках отпадет.
— И куда же ихъ тогда? — малодушно простонал райтер.
— Кого же «их»? Речь как раз об вас идет… Но-но, попрошу без обмороков в казенном заведении.
— И куда же нас? — прошептал директор, шевеля волосами.
— Да, собственно, туда же, только без наживы. Жажду, впрочем, разрешат оставить при себе, как я полагаю.
Мы, надо сказать, на лавочников не обиделись. Райтер, правда, потому что всю жизнь был уверен, что лавочник происходит от слова love, а директор — тот по чистой совести. Он сам к этому шел и теперь, подходя со скрещенными руками к святой Чаше, ясно произносит: «Лавочник Алексий». Но мы ведь еще помним те времена, когда прослыть «частной лавочкой» считалось позорным и опасным. Да, нам уже черт знает сколько лет. А также знаем и более исторические времена, когда в частную лавочку стремилось превратиться даже и то, что не имело на то никаких оснований, но все-таки превратилось. И вот, стало быть, опять лавочник зазвучал с позорными коннотациями. Не облегчает даже то, что из уст Василия Ивановича все звучит позорно, почему, кстати, мы всегда вздрагиваем, когда он поминает имя нашего маленького липового университета, а делает он это с тех пор, как стал его ректором и властелином, довольно часто.
Словом, нам непонятно к чему эти грезы и в то же время совершенно понятно, почему ничего не изменится, если из камышей выйдет неведомое начальство, запятнанное одним из оттенков красного, воссядет на груде ограбленного, объявит об окончании очередного раунда «Царя горы» и перераспределит все между собой или станет, как встарь, распоряжаться с опорой на большевистские внебрачные декреты, инстинкты и русский авось как дань национальному колориту. Понимание это подкрепляют и приключения тех советских людей, которые волею судеб населяют теперь юго-западные губернии русского государства и крушат истуканы лукичей, но при этом ведут свое происхождение из их же скудельных декретов, а слово «реституция» понимают только как повод уязвить жаждой наживы.
Астраханские комары тоже, кстати, считают все происходившее прошлым летом преданием седой старины, а происходившее сто лет назад — не происходившим вовсе. Таково свойство памяти гнуса. Откуда-нибудь из менее насыщенных насекомыми губерний комариное население может выглядеть сборищем опасных головорезов, блуждающих между трех сосен и объятых мороком, но в Астрахани их привыкли различать.
Деревенский комар называется товарищ Комаров, но родства предпочитает не помнить, хотя это именно его прямой предок Комар Комарович Длинный-Нос прославился междуусобием с Михаилом Потапычем Короткий-Хвост, что даже нашло отражение в народных преданиях. Имеет волосатый нос. Ходит вразвалочку, то ли потому что в молодые годы служил в военном флоте, то ли наоборот — потому что не служил. На людях утверждает, что всякое предложение, состоящее более чем из трех слов, считает «философией», но на самом деле считает «философией» и всякое слово, состоящее более чем из трех букв. К кровопролитию относится спокойно, полагая его обычным делом, и, завидев теплокровного, летит прямо, садясь куда глаза глядят. Без суеты, но и без раздумий обнажает жало и вонзает его куда придется. В собственную смерть не верует, но не потому, что не способен (на самом деле, он преисполнен всяческих суеверий), а потому что эта концепция даже в простом изложении содержит более трех слов. Вообще, он во всем так прям и честен, что даже когда врет, а врет он через слово, делает это с той же открытостью и прямотой. Будучи прихлопнут, вытягивается во весь рост и скрещивает лапы на груди. Те, которые видели этого маститого покойника, все как один хотели сжечь его на погребальном костре в согласии с каждой буквой законов этого жанра: о, я вижу отца моего, о, я вижу матерь мою и так далее. По вечерам выпивает в компании участковых. На свадьбах ходит в вывороченной шубе, привязывает промеж ног огурец и вообще слывет острословом.
Городской комар не имеет ни отчества, ни фамилии и называется просто Эдик. Никакой вообще родословной похвалиться не может, а страдание по этому поводу проявляет тем, что брехливо возводит свое происхождение к графу Дракуле. Неврастеник: прежде чем подлететь к жертве, делает удивительно хитрые пируэты, загибает мертвые петли и так резко меняет направления, что иногда вовсе теряется из виду, вызывая у малодушных трепет, но часто и правда теряется. Садится только в труднодоступных местах и уверяет, что будет не больно. Кусает, отлетает, снова кусает, уверяет, сочувствует и канителит до того, что все, кому удавалось его прихлопнуть, говорят, что испытали от этого недолгое, но очень острое наслаждение. На свадьбах довольно быстро очаровывает свидетельницу, но еще быстрее напивается, так что, когда товарищ Комаров начинает свои пантомимы с огурцом, уже спит в салате. За двусмысленные комплименты невесте бывает бит. Верит, что хороший комар после смерти оказывается в станции переливания крови, а плохой — в станции переливания из пустого в порожнее. Себя мнит хорошим, но при этом до смерти боится помереть. Общества участковых гнушается, в общество же престидижитаторов более высокого градуса не вхож, а поэтому склонен считать себя звездным мальчиком и впадать в меланхолию. В молодости плакал на концертах «Ласкового мая», теперь же только спьяну.
Впрочем, теперь, с умалением партикулярного общества и возрастанием массового, все так перемешалось, что прилагательные «деревенский» и «городской» стали очень условными и почти не несут первоначального смысла.
А акция сегодня посвящается двести шестьдесят третьей годовщине открытия Московского университета. В тысяча семьсот пятьдесят пятом году он был совсем один, за последующие полтора века появилось не больше дюжины, а теперь любо-дорого — в каждом городе по два, а то и по четыре. И в каждом — свой ректор, ученый совет да любовь, профессоры, доценты, студенты, Татьянин день, шутки и потешки, публикации и вонючие пробирки, проректоры по хозяйственной части и проректоры по части бесхозяйственности, душевное пьянство и домашний гангстеризм. Все это, без сомнения, свидетельствует о том, что советский человек если и не стал умнее российскаго подданного, то во всяком случае сделался легче на подъем, бесшабашнее и веселее, с чем мы сегодня всех и поздравляем.
Акция: рассольник 17 рублей и паста мясная 59 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566.
Ленивый райтер сегодня отличается от райтера буднего дня тем, что лежит безукоризненно, как потрошеный египетский царь с рубинами вместо глаз. В другие дни он делает это, по видимости, с сознанием своего несовершенства, ворочаясь с боку на бок и периодически отрывая голову от подушки, чтобы показаться небесполезным, а может быть, если удастся, то и активным. Мы-то поначалу думали, что он ленится из любви ко всякого рода лежаниям и почиваниям, но после, по некоторым косвенным уликам, установили, что он делает это для облегчения разнообразного технического прогресса.
— Все просто! — объяснял нам завхоз. — Если бы все на свете были трудолюбивы, то и теперь таскали бы на плечах всякую пакость, вместо того чтобы возить ее в разные стороны при помощи тележки, разбивали бы носы, гоняясь за дикой беговой курицей и впадали бы в тесные объятья медведя, шатаясь по лесу с лукошком для ягодного промысла, потому что не нашлось бы того счастливого лодыря, который, разлегшись под деревом, придумал бы колесо, курятник и свисток, пугающий медведя. А если бы лодырь сыскался всего один, то его уж непременно погнали бы в лес, вручив лукошко, потому что Бог не дал трудоголикам сердца, но зато наделил целым ворохом лукошек. Следовательно, каждое благоустроенное общество должно иметь некоторый постоянный процент освобожденных лентяев, лежащих там и сям. А иначе — каюк.
— Я это еще при совѣтской власти имъ указывалъ, — подал голос райтер, — дождетесь, говорилъ, будутъ у васъ въ приемныхъ одни только толстые медвѣди разгуливать и лодырей изъ клыковъ выковыривать, да меня не слушали, а я, со своей стороны, потомъ даже удивлялся: мнѣ-то, молъ, это зачѣмъ, пусть хоть на головѣ стоятъ.
— Неужели правда? — удивился завхоз. — Неужели указывал?
— Да он все время что-то говорит, — отмахнулся директор. — Умом не постичь, сколько я от него за пятьдесят лет слов наслушался. Отчего ж, однако, он до сих пор ничего не выдумал? Вот подшипник, на котором вертится вся Столовая №100, в последнее время ломается и переламывается, а он все лежит и только горы табаку и фантиков вокруг себя насыпает.
— Это от того, — горячо заговорил завхоз, — что время еще не пришло! Вот как придет, то все мы удивимся той истинно обезьяньей прыти, которую этот кажущийся довольно томным райтер, обнаружит.
— Глупости, — испугался райтер, так что даже почти сел на своем матрасике, — вы не понимаете разницы и банально смѣшиваете божiй даръ съ яичницей. Лѣнтяй (миръ ему) выдумываетъ только колесо и замираетъ, подшипникъ же — плодъ алчности трудофила (чтобъ ему).
— Впрочемъ, и во время изобрѣтенiя колеса, — строго посмотрел он на завхоза, — отнюдь никакой такой прыти не выказываетъ, а удобно сидитъ, черкая по песку палочкой. Запомните это и передайте своимъ друзьямъ.
Но впоследствии выяснилось, что облегчение прогресса было только ширмой, которая должна была развлекать поверхностный ум, а на самом деле выходило, что райтер чуть ли не держит в своих руках все нити, связующие мироздание, пряча их концы где-то у себя под поясницей. Это выяснилось, когда директор, поняв, что никакой починки подшипника ожидать не приходится, захотел погнать райтера в дальнюю столовскую колонию, чтобы пересчитать пирожки и вообще явить тамошним подданным отблеск директорской славы. Тут все и открылось. Райтер прямо сказал, что если это допустить, то небо запросто шмякнется на землю и даст по башке в первую очередь всем тем, чей рост превышает метр восемьдесят, стараясь таким образом запугать, если возможно, и рослого директора, а когда директор не испугался, то сказал:
— Вотъ вамъ исторiя за номеромъ одинъ или, если она окажется убѣдительной, а вы понятливыми, то безъ номера.
«Однажды райтер, заинтересовавшись современными проблемами всеобщего высшего образования, отправился к своему другу Василию Ивановичу в самое образовательное пекло. Слово за слово, зашла речь про старые времена, и райтер сначала несмело, а потом все наглее и нахрапистей стал произносить слово «реституция». Дошел до того даже, что разъяснил Василию Ивановичу его значение:
— Да не твое, ушастая голова, значенiе, а реституцiи!
— А!
— Вот слушаю я тебя, — сказал после всех разъяснений Василий Иванович, — и в толк не возьму: при чем тут вообще вся эта древность? Или ты про исторический процесс никогда не слыхал?
— А при томъ, что прошлыя событiя какъ минимумъ равноправны съ нынѣшними и грядущими, а скорѣе всего перевѣшиваютъ, какъ въ иконной обратной перспективѣ.
— Мне сейчас даже кажется, — задумчиво сказал Василий Иванович, — что ты прогуливал диамат, а может, чего доброго, и лекции по истории партии.
— Не помню. Впрочемъ, посмотрю въ дневникѣ. (Ага: «Азъ, въ то же самое время, будучи увѣнчанъ ромашками, спалъ на лонѣ второкурсницы съ естественно-географическаго факультета и географiя ея была преестественна. До того, что сердце мое стало большимъ и мокрымъ, и взошелъ на него помыселъ: гдѣ-то теперь мои добрые товарищи? Неужели ругаются дiаматомъ или, чего добраго, слушаютъ исторiи партiи въ исполненiи Тамары фонъ Шариковой»). Однимъ словомъ, не помню. Конец»
— Ну и что? — пожал плечами директор. — Вот ты, кстати, и есть продукт всеобщего образования: письму тебя научили, а про что писать — рассказать позабыли.
— Хорошо же. Вотъ вамъ другая исторiя, за номеромъ два.
«Однажды райтер путешествовал по реймской области, находясь в свите местного архиепископа. Обязанностью его, кроме прочего, было нести на своих плечах архиепископский щит с красным крестом на голубом поле золотых королевских лилий и латные перчатки, но он, понятное дело, погрузил всю эту благодать на тележку, сам устроился там же, натаскав себе под бока целые снопы разнотравного сена, и предоставил тянуть ее более энергичным товарищам. В свите архиепископа находился, в частности, молодой дворянин, хотя родом и англичанин, но при этом такой ревностный католик, что и сам архиепископ при нем чувствовал себе не вполне уверенно. Как-то утром молодой англичанин увидел прекрасную крестьянку, которая шла виноградником, с лукошком в руках. Райтер сразу смекнул, что добра тут ждать нечего и сейчас неминуемо начнется какая-нибудь дурацкая возня, а англичанин был не слишком смекалистый и поэтому немедленно направил коня в ее сторону. Поговорив с крестьянкой и убедившись, что ответы ее благоразумны, а дыхание свежо, он предложил ей уединиться с ним в ближайших кустах, галантно пообещав оставить коня снаружи. Она же, несмотря на учтивость англичанина и собственную свежесть, сказала, что не может этого сделать, так как боится греха и вообще. И тут проницательный дворянин совершенно ясно понял, что перед ним несомненная и опасная еретичка. Однако, будучи человеком добросердечным, он некоторое время увещевал ее, а когда выбился из сил, то воззвал к архиепископу, чтобы сей тучный старец имел возможность преподать заблудшей овце христианство фактически из первых рук. Архиепископ, несмотря на свою многонедужность, некоторое время смело вразумлял девицу, но видя ее нераскаянность и превратное понимание Евангелия, велел наконец соорудить походный костер и сжечь еретичку вместе с лукошком. Поручено это было райтеру, который как нарочно попался на глаза.
— Ну, что? — сказала девица, когда архиепископ со свитой уехали, а она осталась один на один с райтером. — Пойти, что ли, по дрова?
— ?
— Я говорю, по дрова, что ли, пойти? Или ваша милость сами?
— Ты, женщина, — сказал райтер, — дѣйствительно совсѣмъ ужъ погрязла до того, что, кажется, ума лишилась. Тебѣ-то нужды нѣтъ, а мнѣ еще вѣсь этотъ бродячiй циркъ догонять. Быстро сжигаемъ лукошко — и чеши отсюда восвояси.
И она ушла, к вечеру добралась до дома, потом вышла за какого-то деревенского дурня и всю жизнь распускала свои еретические яды, а старый добряк реймский архиепископ все в толк не мог взять, откуда в его епархии столько превратного понимания. Райтера подозревать было неудобно: он принес обугленное лукошко и живо описал, как разверзлась земная твердь и поглотила костер, оставив только серный дух, который вскоре и развеялся. Конец».
— Ну это уже вообще вранье. — надулся директор. — Еще истории есть?
— Секундочку, — ответил райтер и продолжил дозволенные речи. — Исторiя за номером три. Про то, какъ Минамото потопили всѣхъ Тайра напротивъ Хонсю, а потомъ боялись тамъ плавать, опасаясь, что Тайра будутъ хватать ихъ изъ-подъ воды (говорятъ, они и правда собирались). И только райтеръ, случайно проспавшiй сраженiе, смѣло плавалъ тамъ въ плетеной лодочкѣ, сочинялъ коротенькiе стишки и наблюдалъ за летучими рыбами.
— Тоже брехня, — зевнул директор.
— Ну ужъ это даже обидно. Всѣмъ, кажется, извѣстная исторiя. Хорошо, тогда исторiя за номеромъ четыре. Съ подзаголовкомъ «Правдивая».
«Человеческая история часто содержала в себе такие подробности, которые делали ее иногда совершенно нечеловеческой. Все это, конечно, всегда происходило от трудолюбия и неуспокоенности. И только в Столовой №100 никогда не возникало идеи обратить персонал и посетителей в какую-нибудь веру или вторгнуться в сопредельную столовку и покрыть себя славой. Наоборот, все только и занимались тем, что жарили, парили, мыли и жевали, в зависимости от жизненных приоритетов и финансовых возможностей. Это и сделало Столовую №100 оазисом стабильности и нехитрого благополучия, что и обратило на нее взгляды мировой общественности. А ведь райтер будто знал, что просвещенная публика пожелает заглянуть, и лежал там уже задолго до того. И как публика все-таки заглянула, то был во всеоружии и даже покрыт сверху благородной пылью. Говорят, что прямо перед тем, как публичному глазу глянуть, у него там таймер сработал или, во всяком случае, что-то такое скрипнуло и задребезжало. И тут как раз публика со своим глазом, чтобы, дескать, разузнать, что там происходит и происходит ли что-нибудь. Ожидали, разумеется, каких-нибудь кровавых событий или, на худой конец, духовных высот, а когда узнали, что ничегошеньки не происходит и весь тарарам родится только из недр медного таза, то вздохнули облегченно и хором сказали: «И пусть, пусть хотя бы этот лежит как бесстыдный языческий бог, пылится и благословляет каждую душу, желающую устроиться таким же образом». Аминь, мы должны повторять сие каждый день прежде всех дел, тем более что сегодня это не только нужно, но и можно: сегодня весна, а впереди два выходных и лето. Конец».
— В столовой за номером сто, между тем, рабочий день, — сказал директор. — Ладно уж, акцию подавайте. И протрите все-таки райтера и вокруг.
И все сразу заерзали, заскрипели, закипели и зажарили.
— Черти бы драли этого райтера, — сказала Курятина, — чуть ведь было не залегла…
— Акция! — возгласил завхоз в форме герольда Столовой №100 и поклонился на все четыре стороны, — суп-лапша куриный 17 рублей, биточки из индейки 36 рублей, а на гарнир гречка за 24 рубля порция. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566.
P. S. По требованию г-жи Говядиной вынуждены опубликовать опровержение. Последнюю фразу произнесла не Курятина, а она, то есть г-жа Говядина. Ей-богу, мы думали, это одно и то же лицо, получающее двойное жалование и умеющее мгновенно переноситься в пространстве. Стало быть, их и правда две. Чудны дела твои, Господи. Интересно, что они еще умеют?
В день английского языка директор пожелал, чтобы все вокруг было по-английски: чтобы пудинг и девочки в национальных костюмах, лекция и состязания лучников, а потом — горькие напитки, парк, поединок льва с единорогом и чтобы из каждой шахты пронзенных столовских недр неслась английская речь.
— Пусть несется, ничего. Не всякiй же день выслушивать совѣтскiя любезности, иной разъ можно и такъ.
Все, однако, с первых же шагов пошло не «такъ». Прежде всего сразу и во весь рост встала проблема национальных костюмов. Оказалось, что англичане давным-давно благословили своих христьян по колониям, а те увезли с собой и национальные костюмы, оставив на родине только груды смокингов, которые им взять не разрешили. Таким образом, все национальное облачение свелось почти к одному только смокингу.
Девочки же, за которых отвечал завхоз, хотя и были согласны принарядиться, но требовали за это одолжение дополнительную плату и ругались при этом такими скверными словами, что перепуганный директор тут же кинулся в общество «Жолдастык», пал там ниц и выпросил к понедельнику группу девочек с астрами, пусть и не в английских, но все же, несомненно, национальных костюмах. Тех же, за которых отвечал завхоз, велел вывести через заднюю дверь и сжечь после все, к чему они прикасались. Правда, забыл предупредить, чтобы не сжигали с ног до головы залапанного завхоза, и поэтому очень торопился вернуться, воображая уже, как повара зажигают его, чиркая спичками, а тот орет благим матом, распугивая клиентов и заставляя атеистов сомневаться в избранной вере. Странно, человеку черт знает сколько лет, приобрел уже дальнозоркость, что поставляет его в шаге от прозорливости, а все считает, что его повеления исполняются молниеносно и без укоризны. Конечно же, поджечь завхоза еще не успели и даже, как кажется, пока не помышляли, а он, как и в первый свой рабочий день в Столовой №100, имел только одну прожженную дыру на рубашке в том месте, где грудь смыкается с животом, образуя жизнерадостную запятую янь. Или инь. Мы в китайских делах чувствуем себя не слишком вольно. Сам он, впрочем, говорит, что янь, потому что в жаркие моменты перемирий с женой, они представляют уже полный символ единства и вечного скандала темного и светлого начал, где сам завхоз — начало, разумеется, светлое и даже способное по временам затмевать сияние дня. Но, в любом случае, мы были рады, что завхоз не загорелся, потому что без его рыжих усов какой же может быть праздник?
Для прочтения лекции о вреде и пользе английского языка из ближайшего университета (три остановки на троллейбусе) выписали специально обученного преподавателя. Он сначала ругался, но директор сделал звонок Василию Иванычу, и преподаватель сник, выслал нам бодрого ассистента, а сам заболел или, во всяком случае, прислал справку, что у него отнялась голова и он станет теперь лежать дома, на попечении родственников, которые уже обложили его грелками, покуда голова не дастся ему снова.
Ассистент пришел к нам с рыбным обозом и признаками обморожения.
— Вот тебе и на, — удивился директор, — в апреле замерз. И эти лапти…
— Что это за дохлятину намъ прислали? — сказал райтер и ткнул ассистента стеком в бок, на что тот открыл один глаз и повращал им из стороны в сторону.
— Эй, старина, имѣете что-либо сказать изъ англiйскаго языка?
— Whiskey, — пискнул ассистент.
— Гм, не густо, — сказал директор, — ну-ка, ткни-ка его еще разок.
— Что же вы делаете, — всплеснул руками завхоз, — человек пить просит, черт знает сколько остановок в рефрижераторе между судаками ехал, а вы его стеком!
— Положимъ, три остановки, это не чортъ знаетъ сколько, а ровно три, — говорил райтер, пока завхоз отпаивал ассистента из фляжки, внутри которой всегда плескалось что-то возмутительно вонючее. — Посмотри-ка лучше, нѣтъ ли у него справки, что онъ англiйскiй языкъ знаетъ?
В это самое время ассистент снял со своей головы шапку и факирским движением достал из нее справку с личной печатью Василия Ивановича.
— Что это? Ну, такъ я и думалъ: выдана данному ассистенту, что онъ дѣйствительно и такъ далѣе. Плакала наша лекцiя.
В конце концов доклад про английский язык поручили прочесть райтеру. Он был очень доволен. Нам даже закралась мысль, а не нарочно ли он интриговал против ассистента, но потом мы взглянули на сего последнего: все эти лапти, судачье рыло, глядящее из-за пазухи, и судачьи глаза, глядящие из-под бровей… и отлегло. Нет, думаем, чего тут интриговать, если он сам против себя свидетельствует и справку в шапке хранит?
Состязание лучников тоже вышло так себе. Они не столько состязались, сколько канючили, что, мол, и без того каждый день этот лук ворочают и хотели бы хотя в светлый праздник сидеть спокойненько и пахнуть любым другим растением.
Горькие напитки —тут спору нет — удались, но когда, спрашивается, они тут не удавались? Настолько удались, что даже лев с единорогом совершенно пренебрегли поединком, но сидели на скамейке в парке и болтали ногами:
— God bless you, Лев Валерьяныч.
— Mercy, мой друг, простыл я, что ли? Не пойму…
А под самый вечер в Столовую №100 ввалились пьяные учительницы английского языка. И если бы не нашлось между ними ни одной симпатичной, то мы бы решили, что это не праздник, а день скорби, но симпатичная нашлась и не одна. Райтер даже сказал, что всерьез подумывает отобрать пальму первенства у белорусских женщин и отдать ее учительницам.
— Ты что?— недослышал директор. — Нельзя пальму у белорусов отнимать. Скандал будет.
— Хорошо, — сразу согласился райтер, — тогда передать ее бѣлорусскимъ учительницамъ английскаго языка.
— Это можно. Это скандал не международный, а межведомственный, это можно.
— Горькие напитки! – провозгласил расчувствовавшийся завхоз. — Я же говорил, что они любой позор могут искупить.
Но тут же, как на грех и как бы пререкаясь с самим собой, выпустил наружу внутреннюю каракатицу и был отослан домой с выговором.
Пудинг тоже, хотя и здорово похож на борщ, вышел неплох. Собственно, он во всем так напоминает борщ, что с пудингом его роднит только название, которое тоже переправили, чтобы никого не путать.
А акция сегодня приурочена к христианскому международному женскому дню — началу недели жен-мироносиц. Поздравляем, прежде всего, сестринскую братию, пострадавшую во время Поста, а потом и всех женщин вообще, сколько бы их не было на свете.
Акция: борщ 20 рублей и жаркое из курицы 47 рублей. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566
P. S. После написанного размещаем конспект отрывка райтерского доклада. А может быть, что и отрывок конспекта, мы запутались.
«Когда-то никакого английского языка не было, и учительницы сидели без работы, перебиваясь с хлеба на квас. Процветали в те времена учительницы латыни: ходили повсюду, выстроившись в каре, и ломили цены. А учительницы английского, изнывая от безделья, поклонялись Сырой Земле и подначивали своих мужей, которые и без того, надо сказать, всех вокруг уже замучили. Люди эти назывались англами и саксами, говорили по-немецки, безуспешно учили латынь и от этого были ужасно нервные (это и теперь можно наблюдать на тех факультетах, где изучаются древние языки — нет более опасных забияк, чем филологи-классики). Чуть что — хватались за ножи и дубинки. Заглядывая вперед, можно сказать, что если бы тогда уже был придуман револьвер, то никакого английского языка не было бы, и был бы сегодня не праздник, а повседневная каторга. Но дрались англы и саксы всем, что попадалось под руку, и делали это с соседями, друзьями, врагами, зверями, псоглавцами, фавнами, кентаврами, прочей экзотической фауной и между собой, пока наконец их всерьез не попросили из Германии.
— Да куда же мы пойдем? — разводили руками англы.
— Да, куда? — вторили им саксы.
— А хоть на кудыкину гору, — отвечали прочие германцы, — у нас уже все болит с вами спорить.
Это теперь можно сесть в поезд в Ютландии и через несколько часов прибыть куда угодно, согласно купленному билету, а тогда даже непонятно было: правильно ты идешь или заблудился, потому что никто понятия не имел куда нужно идти, чтобы было правильно, и все просто шарахались из стороны в сторону, увлекая за собой детей, коз, безработных учительниц и повозки с драгоценной рухлядью. На пути им попадались такие же бродячие мазурики или мазурики более оседлые, и затевалась драка. Револьверов, напомним, еще в помине не было, и все общество колотило друг дружку железными и деревянными палками, стараясь попасть по сусалам. Неудивительно, что постепенно англы и саксы окончательно приобрели вид ветеранов контактных видов спорта, только в сто раз ужаснее и без стоматологических уловок. То есть это были мрачные беззубые морды, покрытые шрамами разной свежести и всегда свежими фонарями.
И вот тут-то и начал мало-помалу родиться английский язык. Вообразите себе, что у вас нет передних зубов, нос сломан пополам и вообще на всем лице ни единого живого места, а вам нужно сказать что-нибудь простенькое, например «mutter». Вы начинаете шипеть, язык при этом постоянно вываливается в дыру, лицо горит, все вокруг подают идиотские советы, и наконец вы выдавливаете «mother», пробуете еще — опять «mother», потом даете оплеуху ближайшему советчику, получаете ее назад и как-то постепенно понимаете, что «mother», в сущности, нормальное слово. Потом пробуете сказать «du», а выходит «you». И так далее, пока не начинаете говорить как получится, уповая на понятливость собеседника и оплеухи. Теперь-то, в век стоматологических триумфов, это называется межзубным звуком, но тогда люди были проще и называли его беззубным, если, конечно, им удавалось это выговорить».
Согласно с календарем, сегодня празднуется Водопол — именины водяного. Это очень древний праздник, берущий свое начало в день зарождения речной рабоче-крестьянской милиции. По легенде, именно в этот день из речной пены и чешуи народился первый их начальник со свистком в устах и разорил рыбацкие сети или еще как-то нагадил, словом, заявил о себе и своих правах. Легенды, как всегда, путаются и предъявляют сомнительные данные. Несомненно только, что 16 апреля вся водяная живность пробуждается от зимнего сна и рыщет по прибрежному камышу в обвисших кителях, голодная и от этого ужасно злая. Смысл Водопола и состоит, собственно, в том, чтобы задобрить водяного, который, со своей стороны, обещает не портить снасти и загонять в речку толстую рыбу, но врет, впрочем, и в том и в другом случае. Деревенские рыбаки в этот день, стараясь не слишком приближаться к евойному хайлу, приносят ему кашу, коровье масло и купленную у цыгана дохлую лошадь:
— Вот тебе, дедушка, гостинец. Люби и жалуй нашего брата.
Интересно, что поначалу лошадь пробовали выпрашивать или красть, но оказалось, что цыган не зря так называется и совершенно глух к просьбам, в то же самое время всегда имея ухо востро, а поэтому предпочитает только наличный расчет, причем преимущественно золотыми империалами. Жизнь городских рыбаков несколько упрощается из-за того, что тамошний водяной тоже не прочь от империалов и способен принимать их без всяческой цыганщины, никак не ограничивая количества.
Сегодня же, по ошибке, жаждут праздника ватерполисты и другие подобные утятам спортсмены, которые, только завидев какой-нибудь водоем, сейчас же норовят впрыгнуть в него и начать наперегонки бултыхаться или синхронно выбрасывать вверх руки и ноги. Таковым Столовая №100 напоминает, что, несмотря на созвучность, Водопол никакого отношения к ним не имеет, и просит сегодня синхронно взять себя в руки, проведя этот день, хотя бы отчасти, на суше. Но, впрочем, мы понимаем, что это такой жизнерадостный и отзывчивый народ, который, конечно же, не утерпит и бросится, как и всегда, нырять и выныривать, плавать взапуски и брызгаться во все стороны холодными каплями.
Не знаем уж, простое совпадение, или наводнение в царицынском уезде было нарочно приурочено к Водополу. Это само по себе бедственное событие было усугублено раздуванием панических настроений. Мы своими глазами видели, как в телевизоре какой-то журналист сообщал, что всем собачкам удалось спастись. Кажется, что ничего особенного, но наш собственный корреспондент в Царицыне никогда бы подобной ошибки не сделал. То есть никогда не сообщил бы про спасение собачек, стоя рядом с оборванной цепью под табличкой «Осторожно! Злая собака» (к сожалению, нашего собственного корреспондента не пускают в телевизор из опасения, что он начнет обзываться и порочить власти). Ведь это означает, что где-то в волгодонских степях теперь бродит та самая злая собака, похваляясь чудесным избавлением, шалея от свободы и лязгая зубами. Очень просто она может увязаться за стаей степных волчков и обучить их стратегическому мышлению. Очень, повторимся, просто. И это бы еще полбеды, но ведь она может случайно, охотясь на суслика или зайца, свернуть на юг и, пожалуй, через неделю оказаться в виду стен астраханского кремля, потому что злым собакам, как известно, семь верст не крюк. Или сделать это не случайно, а все обдумать и постепенно переходя с рыси в галоп и карьер ворваться в Астрахань на весьма высокой скорости, круша все вокруг и злобно гавкая. А может и вовсе отправиться на вокзал, сесть в поезд и уже назавтра сойдя в Астрахани начать предавать ее потоку и разграблению прямо от привокзальной площади, нападая на тучных домохозяек, идущих в свои дома из магазинов:
— Руки вверх, мамаша! Что в сумке? — и прочее.
Самое обидное, что кремль-то устоит (его удалось захватить штурмом только раз, да и то это сделали соборно упившиеся вином астраханцы), а вот Столовая №100 может накрениться или даже вовсе пасть, обнажая съестные припасы, поваров, кассиров, маленькую элегантную тюрьму в подвале, завхоза, медный таз, директора и, чего особенно жалко, спящего райтера, который во сне совершенно уверен в своей непричастности к местным неожиданностям и чувствует безответственность в отношении водяного начальства и злых собак Российской Федерации. Обидно будет, если он очувствуется и обнаружит себя зависимым от абиссинского налогового законодательства и прочих отечественных превратностей.
А акция сегодня посвящается петровскому повелению открывать школы мореходного дела для русских подданных, что и теперь, как показывает царицынский потоп, на Руси не лишнее. Акция: суп грибной 30 рублей и плов куриный 59 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 и ул. Кирова, д. 40/1, +79171916982, координаты GPS: N46.343317, E48.037566
Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] 16 [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ]