Новости

Когда райтера провозгласили национальным писателем Столовой №100, он думал, что отныне будет проводить жизнь, свойственную всем национальным достояниям, то есть станет выходить к позднему завтраку в пижаме с приколотым к лацкану орденом, мило капризничать, принимать восторженные депутации и дирижировать народными хорами, демонстрировать безукоризненный вкус и слегка эпатировать безобидным чудачеством, пылко жениться и грациозно разводиться, целомудренно прячась от папарацци, а потом напишет духовное завещание, в нетерпении опубликует его и будет наблюдать, как компатриоты усыпают свои головы пеплом. Он уже даже начал было хлопотать о покупке белого слона в рамках легкого эпатажа, но в действительности оказалось, что быть столовским перламутром означает не только нести на себе ответственность за добронравие молодежи и безмятежность старичков, на что райтер охотно соглашался, но в основном писать к понедельнику записочки, способные возбудить аппетит.

Нести ответственность у него получалось хорошо. Со стороны было даже вовсе и не заметно, как у него это так ловко выходит, а когда в комментариях появлялся вдруг явно злонравный младенец или мятежный старичок, он просил его извинить и уходил неведомо куда, возвращаясь только с восстановлением нравов. Что же касается записочек, то тут райтер так обиделся, что нарочно начал писать совсем неаппетитно, но, к его (да и нашему) удивлению, это, наоборот, породило людей, которые после прочтения начинали уверять, что в них отверзлась яма, они поели уже все вокруг и теперь власти города и родственники снаряжают их в Столовую №100, чтобы там, среди котлет и салата, они утоляли свой немыслимый глад. К тому же писать нужно непременно к каждому понедельнику, поэтому всякие разговоры о погодных переменах, о самочувствии и даже о самом вдохновении в Столовой №100 никто вести не желает.

Да и что можно написать в столовой? Даже скучнейший жулик Руссо писал в le Procope, не говоря уже о более удачных проектах, которые создавались в la Rotonde, café de Flore или в le Dome. В крайнем случае оттуда всегда можно было отправиться в Бют-Шомон и спрыгнуть со специально для этой цели построенного моста. Но в Столовой №100 нет даже этой грубоватой услуги: просто изволь сидеть и таращиться в стену, перебирая в уме разные слова. Директор вообще настаивает на том, что нужно писать правду, и райтер иногда действительно отправляется на ее поиски, предварительно надев нарочные лыковые туфли, но видит только странных людей в вязанных штанах, блуждающих в выморочном в юридическом и обиходном смысле пейзаже, склеванные серые стены и заплеванные тротуары. Директор сразу поправляется, что имел в виду не это, а что-нибудь вроде блистательной истории про то, как благородный полицейский полковник ловит вороватого злодея, а злодей уклоняется, разводит коррупцию и устраивает зловещие совещания. Или про пылкого чекиста, который свою сестренку Лиду никому не даст в обиду и попутно с успехом монополизирует право на всяческое насилие.

— В телевизоре очень подробно эти сюжеты освещаются. Население в восторге.

— Это правда, — гулко вторит медный таз.

Поэтому выбор невелик: или изложение тоскливой брехни из телевизора, которые правда, или сочинение сказок, которые, в сущности брехня.

Мы сообщаем об этом, чтобы как-то оправдаться за позорные райтеровы сочинения или, если этого ожидать не приходится, то хотя бы извиниться.

                                                                       Бревно-пугалка.

                                                                             очеркъ

Водопроводчика можно легко замѣтить по форменному плащу, шляпѣ съ пѣтушьими перьями и тяжелой рапирѣ на кожаной перевязи. Онъ занятъ тѣмъ, что погружается въ земныя нѣдра и, становясь невидимымъ для глазъ, бьется тамъ съ невѣдомымъ врагомъ, иногда испуская наружу приглушенные побѣдные крики и фонтанчики кипучихъ жидкостей. Онъ могучъ и отваженъ, но при этомъ благоразуменъ и всегда уважаетъ своихъ подземныхъ оппонентовъ, спускаясь къ нимъ только въ полномъ вооруженiи. Пока онъ занятъ своими подвигами, надъ его головой проносятся автомобили и ходятъ люди въ вязанныхъ штанахъ, если дѣло происходитъ зимой, или же вовсе безъ штановъ, если лѣтомъ. Водопроводчикъ совсѣмъ ихъ не уважаетъ, но боится до икоты, потому что онѣ могутъ запросто упасть къ нему внизъ со страшнымъ крикомъ и надѣлать бѣдъ. Лѣтомъ онъ опасается, что прилетѣвшiй сверху человѣкъ можетъ въ концѣ концовъ сломать ему шею, а зимой, что кошмарныя вязанныя штаны попадутъ ему въ дыхательные пути и задушатъ или отравятъ, въ зависимости отъ того, произойдетъ ли это въ началѣ или въ концѣ зимы. Автомобилей же онъ боится и зимой, и лѣтомъ. Поэтому водопроводчикъ вынужденъ заниматься домашней магiей. Онъ беретъ бревно, опутываетъ его разноцвѣтной и липкой лентой, а сверху придѣлываетъ мебельную ручку, инкрустированную фальшивыми бриллiантами и вензелями. Эту штуку онъ ставитъ передъ дырой въ землѣ въ надеждѣ, что она отпугнетъ автомобилистовъ и пѣшеходовъ. Интересно, что часто она наоборотъ привлекаетъ ихъ вниманiе, но въ результатѣ все равно служитъ водопроводной безопасности, потому что отвлекаетъ отъ желанiя ухнуть внизъ, но заставляетъ, взявши за инкрустированную ручку, унести ея для украшенiя своего жилища, которое мы никогда не видѣли, но можемъ себѣ представить это роскошное мѣсто.

Директор несколько раз перечитал очерк, а потом велел не оплачивать белого слона, когда тот придет на почту, но сказать, что он не подошел по размеру.

Акция: суп грибной 32 рубля, гуляш из говядины 103 рубля и картофельное пюре 28 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300  Яндекс карты Гугл карты

«Се начнемъ повѣсть сiю. По потопѣ бо сынове Ноеви раздѣлиша земьлю: Симъ, Хамъ, Афетъ». Вот как мы хотели начать сегодняшнюю записочку и уже надели для этой цели старый подрясник и теплую шерстяную скуфейку, но райтер сказал, что для того, чтобы войти в историю литературы в скуфейке и подряснике, нужно предварительно всю жизнь есть тюрю из ржаного хлеба, редьки и кваса, подпалить бороду на свечке, уметь отличить зинзубель от зипуна и вообще выделывать самые удивительные кренделя в этом духе.
— Да и при всемъ томъ форматъ нашъ не позволитъ канителиться ажъ отъ Ноевыхъ сыновъ. Онъ не резиновый, я провѣрялъ.
Поэтому нам придется опустить предысторию и начать с более верифицируемых времен. Было так, что Столовая №100 разведала новые земли и учредила на них филиал. Добираться до филиала нужно долго вглядываясь в даль и ощущая на лице соленые брызги, что в общем-то удивительно, потому что весь путь проделывается на автомобиле, и откуда там берутся брызги — остается страшноватой тайной. Директор каждый раз дивится этому обстоятельству и пробует спрашивать райтера, но тот только лежит в трюме и стонет, страдая от морской болезни, что, конечно, тоже странно, ведь трюма, собственно, нет, да и райтер предпочитает в филиал не ездить. Впервые оказавшись в тех диких местах, директор водрузил знамя и объявил все видимое пространство собственностью Столовой №100, поселил колонистов, которых вернее будет называть колонисткой, потому что она была одна и в графе «пол» всегда обводила кружочком букву «ж», и разработал для нее, стало быть, хитрую налоговую систему, суть которой была в том, что вся выручка без остатка отвозилась в головной офис, складывалась там и использовалась в дальнейшем для того, чтобы чахнуть над ней или же употреблять как-то иначе, как в голову взбредет.
Колонистка поначалу торговала с местными жителями, прививала им культуру ядения из тарелок и воскуряла перед директорским изваянием вонючие палочки, но потом стала присылать в метрополию все меньше денег, так что однажды, когда директор пошел почахнуть над своими богатствами, то обнаружил только дикое письмо, в котором утверждалось, что «нет представительства — нет налогов», «идите лесом», «самим мало», «чай у вас дорогой» и прочее возмутительное. На его № от следующего числа, в котором он стыдил колонистку и ставил ей на вид, что Столовая №100 защищает ее от налоговой инспекции, санэпидстанции и других мировых хищников, был получен ответ, что это — наша святая обязанность, а потом повторялся весь вздор из первого письма. Тогда директор завел автомобиль и, вглядываясь в даль, поехал в филиал, по пути глотая соленые брызги. Он застал колонистку за чаепитием, с раскрашенным помадой и тушью как у индейца лицом, и тут же стал метать в нее громы и молнии, а она, совершенно одичав от одиночества, демонстративно развернула его истукан ликом в угол, а самому директору вылила на голову остатки чая из своей чашки. И когда он ехал назад, то не только ведался с брызгами, но и ощущал обидные чайные струйки на спине.
Ситуация была идиотская и совершенно новая, поэтому первым делом директор стал выведывать у райтера, были ли в истории народов подобные анекдоты и если были, то как надлежит в этом случае поступать.
— Какъ же, — сказал райтер, — въ точности такое же событiе произошло въ тысяча семьсотъ семьдесятъ третьемъ году въ Бостонѣ. Бостонское чаепитiе называется и празднуется какъ разъ шестнадцатаго декабря.
— И чем там все кончилось?
— Собственно, еще не кончилось, но уже, въ качествѣ промежуточнаго итога, мы имѣемъ МакДоналдсъ.
— Да будет проклят он во веки веков, — машинально забубнил завхоз.
— Вот ужас! — закричал директор. — Бостонское чаепитие! А потом война! А потом какой-нибудь скачущий Пол Ревир и в конце концов МакДоналдс.
Но, нужно отдать должное директорскому здравомыслию, он не долго сокрушался и пугался теней американской революции, а просто уволил негодную колонистку к чертям собачим. К тому же, Бостонское чаепитие имело и несомненно хорошие последствия. Так, например, в ознаменование сто семьдесят шестой годовщины на свет родился Билли Гиббонс, а сегодня ему исполнилось семьдесят лет.
И сегодня же празднуется День независимости Казахстана. Там тоже не обошлось без чаепития, и сегодня опять будут дуть чай, а это говорит о том, что лет через сто пятьдесят в Казахстане может запросто родиться кто-нибудь вроде Гиббонса. Пока же придется удовлетворяться певцами, пригодными только для внутреннего употребления, такими, как Курмангазы, который записывал свои произведения просто и без хитростей: «Трынди-брынди, трынди-брынди, fine. Трынди брынди d.c. al fine».
А акцию сегодня мы посвящаем все-таки Билли Гиббонсу. Всем обладателям бород, где бы они у них ни произрастали, обещаем скидку, если они пообещают предъявить дисконтную карту.
Акция: рассольник 36 рублей, шницель куриный 52 рубля и на гарнир рис с овощами 36 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300 Яндекс карты  Гугл карты

 И вот вам годная песня.

Сегодня празднуется День коррупции, и завхозу было поручено изловить райтера и заставить его прочесть на планерке доклад. Что-нибудь вроде «Коррупция: вред и польза». Но райтер в последний момент бессовестно растворился в воздухе. По словам самого завхоза, он был уже схвачен и помещен в тесные объятия, но потом вдруг утратил плотность, рассыпался на атомы, молекулы с прочей трухой и исчез. Завхоз еще некоторое время шарил руками в воздухе, а потом из адских глубин призвал порочного демона Максвелла, с которым, кажется, состоит в родстве. Демон немедленно раскомандовался, поделил комнату на две равные части, с деловым видом носился из одной половины в другую, на кого-то покрикивая и сердясь, и наконец произвел двух маленьких райтеров, один из которых умел только лежа подыхать от любви ко всему сущему и жаловаться на повышенную температуру, другой же был так холоден, энергичен и зол, что даже проклятый демон ощутил какое-то покалывание в макушке, а потом с ужасом увидел, что этот синий и мелкий райтер, шипя и высунув кончик раздвоенного языка, колет его чем-то колючим в самое темя. И вроде бы обычное дело, наподобие истории с Crocodylus niloticus, которых на самом деле два. То есть один все-таки более сукус, однако оба клацали зубами под одной вывеской. Всех это событие здорово ошеломило. Особенно, конечно, демона Максвелла, потому что завхоз только стоял в сторонке и шевелил волосами, а демону яростно тыкали в темя. И, главное-то дело, зачем тыкали? Чего этот жуткий говиндообразный райтер хотел в результате добиться и чего непременно добился бы, судя по напористости, с какой орудовал своей ужасной колючкой.

— Вот, дамы и господа, предположительный ответ на этот вопрос привел к тому, что ум обладающего беспокойным воображением демона зашел за разум, и он стал метаться и ходить колесом.

— Вот ведь кошмар-то! — сказал директор. — И где они теперь? Господи, они что, в соседней комнате? Боже мой, они в торговом зале!

— Нет, нет, — успокоил завхоз, — демон сбежал, а райтеры после этого опять перепутались и исчезли.

Поэтому доклад делал медный таз, по этому случаю начищенный и взятый на поводок. Он гудел почти целый час и сумел всех запутать. С одной стороны, выходило, что вся какая ни есть мировая коррупция зародилась в Западной Европе, с кораблями отцов-пилигримов достигла Северной Америки и пустила корни и там, замешавшись между семенами в качестве плевел, а восточноевропейские уделы были свободны, дородны и счастливы. С другой же, неоспоримо доказывалось, что в РФ коррупция приносит пользу, взбадривает экономику, вскармливает младенцев, утешает старцев, приятна для глаз и вожделенна. Потом сказал, что кремлевская сходка считает коррупцию достойной уничтожения, а сразу вслед за этим, что с ее искоренением род человеческий прекратится. В заключение он рекомендовал прекратить позорно называть взятку взяткой, а именовать «просфорой» и внес еще одну путаницу, сказав о процветании коррупции в Российской Империи, и в то же самое время напугал всех тем, что когда оная была в России побеждена, то раздосадованный народ тут же сделал революцию и восстановил статус-кво. После этого медный таз кивнул всем присутствующим и сел.

— Просфора — это хорошее слово, — сказал после некоторого замешательства отец Василий Лимпопов.

— Чем, интересно знать, он кивает? — пробормотал директор.

А мы в связи с этим вспомнили, как коррупция во время оно спасла Столовую №100 от кишечной палочки, которая готова была поглотить ее вместе с рожками и ножками. Дело было так. Нам позвонили из санэпидстанции и сказали, что намерены прийти, сделать смывы, а далее поступить с нами по результатам. Мы подготовились, намылили шеи сотрудников, усыпали все поверхности хлоркой, а завхоз, сверх того, еще и протерся спиртом, а потом подумал и наглотался остатками, поэтому даже на фоне блистательной столовой выделялся яркой точкой. Директор хотел пригласить еще духовой оркестр, но он пришел сам и даже принес с собой хлеб-соль из папье-маше. Потом мы разослали во все концы обсервационные отряды и принялись ожидать. Санэпидстанция пришла и стала долгим взглядом смотреть нам в глаза.

— Ну что же, — наконец сказала она, — мы пришли. Сейчас будем делать смывы.

— Извольте, — сказали мы.

— Хм. Сейчас пойдем и сделаем.

— С нетерпением этого ожидаем.

— Ну-с. Мы пошли. Сейчас сделаем и обнаружим кишечную палочку.

— Ну, это еще бабка надвое сказала, — бодро сказали мы.

— Обнаружим. Город у нас южный, поэтому даже не сомневайтесь.

— Мы, однако же, подготовились, все хлоркой усыпали, — не очень уверенно сказали мы.

— Это все равно. Здешняя палочка такая матерая, что это ей нипочем. Одна даже на спор съела однажды пару ложек — и ничего, сейчас служит в МВД и на хорошем счету.

— Боже мой, — совершенно уже растерялись мы, — но, может быть, есть способ от этого как-нибудь избавиться?

— Никак.

Мы понурили головы и приготовились к худшему.

— Что же, — сказала санэпидстанция, — нечего долго разговаривать, мы пошли.

— Идите, — белыми губами сказали мы.

— Да вы понимаете ли, что если мы пойдем, то тут же найдем кишечную палочку, которая резвится там у вас повсюду?

— А нельзя ли это как-то предотвратить?

— Как же бы предотвратить? Мы, честно говоря, и путей таких не ведаем. Идем.

— Черт возьми, ну идите.

— Сейчас пойдем, найдем и придется вас закрыть.

— Ба! Но ведь МВД не закрыли?

Санэпидстанция посмотрела на нас с ласковым ужасом, как смотрят на буйных помешанных.

— А вы что предлагаете?

— Мы предлагаем пощадить нас.

— Хм. Как же это сделать?

— Мы не знаем, но веруем.

— Ну, видите ли. Ладно, сейчас Богу помолимся и пойдем делать смывы.

Этот разговор продолжался очень долго, и когда мы уже начали подавать признаки того, что с минуты на минуту начнем метаться и ходить колесом, вдруг пришло спасение. Никогда еще до этого мы с такой радостью не отдавали свои деньги. Всегда к этому примешивалась какая-нибудь поврежденность: то угрызения, то сожаления, то превозношения. А тут буквально левая рука не ведала, что творит правая, и мы удостоверились, что, быть может, и мы не безнадежны, и даже санэпидстанция не хотяй смерти грешнаго, но якоже обратитися и живу быти ему.

Директор вообще мечтает, чтобы был принят закон, по которому каждый гражданин РФ был бы обязан раз в год пообедать в Столовой №100 и получить об этом справку, без которой никуда, а потом погрязнуть в коррупции.

— Нельзя ли как-нибудь избавиться?

— А зачем? Вы попробуйте, у нас вкусно.

— О, не сомневаюсь, но я ведь с Сахалина прилетел, а тут такая очередь…

— Ну, что с вами делать…

А акция сегодня будет посвящена самой себе. Шеф говорит, что она этого достойна.

Акция: харчо 48 рублей, бефстроганов 52 рубля и гречка 26 рублей за порцию.Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300 Яндекс карты Гугл карты

Второго декабря закончил свою многотрудную, длинную и удивительно скучную жизнь просветитель, гуманист, философ и писатель Донасьен Альфонс Франсуа маркиз де Сад. Время тогда было простое, и чтобы прослыть философом и писателем, нужно было только немного писать, а философствовать в меру, не слишком поддаваясь интеллектуальным искушениям. Пользуясь своими деньгами и влиянием, де Сад мог бы попробовать сделать мир лучше или, по крайней мере, оставить его в том виде, в каком он был, но он начал свою карьеру просветителя с того, что выпорол какую-то незнакомую женщину и напугал ее до того, что она выскочила в окно, громко крича и привлекая к себе внимание. Тут он, нужно сказать, не был первопроходцем. Еще до него более скучный мыслитель по фамилии Руссо указывал на необходимость порки как неотъемлемой части просветительского дела. Маркиза усадили в тюрьму, но после уплаты штрафа выпустили на волю. С тех пор он совершенно изменился и более уже никогда не набрасывался на незнакомых женщин с кулаками и розгами. Так, освободившись из тюрьмы, он познакомился с четырьмя девицами и только после этого малость их поколотил, предварительно накормив обильно присыпанными сахарной пудрой жуками из семейства нарывников. Девицы, однако, гуманизма не поняли, а от жуков их так жестоко тошнило, что они заявили на маркиза в полицию и того снова арестовали. На этот раз ему пообещали отрубить голову, и де Сад так расстроился и перепугался, что убежал в Италию, из чего можно сделать вывод, что Италия в те времена была местом мрачным и приберегаемым на самый крайний случай. Там, однако, его тоже арестовали, и совершенно сбитому с толку маркизу пришлось бежать в свое имение, где он сидел целый год и так соскучился, что организовал похищение с просветительской целью трех крестьянок. Это дело уже и расследовать не стали, а прямо пошли к замку де Сада вызволять девиц. Тогда пылкий маркиз решил нанять себе просвещаемых в качестве служанок, но они все сбежали после первого же требования задрать подол, не успев даже взять в толк всю глубину гуманистической мысли. К тому же, хотя мода тогда была прихотливая, настаивающая на кружевах и шелке, но маркиз совершенно ею пренебрегал и предпочитал, чтобы все вокруг разгуливали в чем мать родила, как при каменном веке.

— Просто опускаются руки, — сказал маркиз, — бедная, бедная Франция.

После этого его арестовали в Париже, и дальнейшая его деятельность на просветительском поприще свелась к теоретизированию и фантазиям на тему задранных подолов, покуда он был постояльцем различных французских тюрем.

Во время революции его отпустили и он стал видным революционером, но потом якобинцы арестовали его и приговорили к смертной казни как аристократа. Не помогло даже то, что «маркиз» немного напоминало «марксист». Помог термидорианский переворот, но после него к власти пришли совершенно грубые люди, которые некоторое время выслушивали маркизовы байки, а потом вдруг брякнули:

— Да ведь это просто порнография какая-то!

— Что? – растерялся маркиз. – Да нет же, тут все дело в гуманизме и просвещении.

Но его уже не слушали, а снова усадили в тюрьму. Надо сказать, что если бы он писал побойчее и не избирал такие тоскливые сюжеты, то, быть может, ему простили бы и гуманизм, и просветительство, но он, как на грех, делал это очень скучно и писателем был откровенно паршивым. В тюрьме злодеи и подонки общества стали жаловаться, что неуемный маркиз их развращает, и что если их от него не избавят, то многие могут пасть, потому что и без его занудства уже стоят в шаге от самого банального разврата. Поэтому де Сада перевели в дом для умалишенных, где он и умер. Мир праху твоему, неуемный просветитель.

Интересно, что в Столовой №100 никто не читал сочинений де Сада. Завхоз только однажды, в поисках новых ощущений, начал было читать, удобно расположившись, но так в результате расстроился, что на некоторое время даже стал прихожанином ближайшей церкви. Остальные же оказались не любопытны, и мы утверждаем, что именно этому нелюбопытству мы обязаны здоровым вкусом нашей стряпни и цветущим видом сотрудников.

А акцию сегодня мы посвящаем национальному («нацианальному», как сказал бы де Сад) дню шлепанцев в Новой Зеландии. Всем, кто придет сегодня к нам в шлепанцах, гарантируем скидку не менее десяти процентов и самое искреннее сочувствие

Акция: суп гороховый 17 рублей, котлета по-домашнему 55 рублей и на гарнир рис 26 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, Яндекс карты ,Гугл карты

По народному календарю сегодня динамитов день, потому что именно двадцать пятого ноября был изобретен динамит. Сделал это Альфред Нобель, который родился в Стокгольме, в семье Эммануэля Нобеля, человека остроумного до такой степени, что один раз он даже изобрел фанеру, чем очень удивил всех своих домашних.

– Это был обычный, ничем не примечательный день, – рассказывала позднее жена Нобеля Андриетта. – Пообедал как всегда, спросил добавки. Что-то, сказал, телятина нынче как будто кажется подгоревшею. И вдруг, только что встал из-за стола, как изобрел фанеру.

– Ахти!

– И не говорите, как гром среди ясного неба, до сих пор в себя прийти не могу. Хорошо еще, что дома, а ну как если бы в гостях приключилось?

Этот случай так раззадорил Эммануэля, что он тут же потребовал кофе и сигар и уселся изобретать торпеду.

– Торпеду! – ахнула Андриетта. – Да что это хоть такое?

– Это, дорогая, в таком роде штукенция, кротко говоря, навроде фанеры, только, словом, дайте мне уже спокойно позаняться!

Торпеду ему, кажется, изобрести не удалось, и после этого он настрого наказал детям не жениться, если они, конечно, хотят заняться изобретательством. Альфред так и сделал: вместо того, чтобы бабиться с какой-нибудь дамочкой, он взялся путешествовать и попутно обдумывать разные изобретения. Однажды, заехав в Париж, он повстречал Асканио Собреро, который, в свою очередь, недавно изобрел нитроглицерин и поэтому пользовался обгоревшим платьем и ходил, нервно озираясь, с опаленными бровями и бородой. Вообще, к тому времени были изобретены только всякие пустяки, и любой мог спокойно брать и выдумывать все, что душе угодно, не опасаясь обвинений в заимствовании или в прочем обидном, а «Диссернет» тогда влачил жалкое существование и был всеми презираем, примерно, впрочем, как и теперь, но только сильнее. Да что там долго говорить: время было такое, что можно было запросто изобрести велосипед, никто бы и ухом не повел, и люди, ошалев от безнаказанности, выдумывали все подряд, как нанятые.

Асканио Собреро, нужно сказать, в этом деле несколько не повезло. Не так, конечно, как мадам Кюри, но тоже в своем роде. Он, на свою голову, вместо того, чтобы сочинить солнцезащитные очки или шариковую ручку, придумал нитроглицерин и обнаружил, что тот взрывается, как шахид, по любому поводу. А ведь поначалу Собреро обрадовался и напек целую кучу этой шайтанской отравы. Вообразите же, какой скандал творился у него на квартире! Бедный Асканио в собственном доме принужден был ходить на цыпочках, велел не зажигать огня и довел себя до того, что падал в обморок от любого шороха. Едва познакомившись с Нобелем, он как раз грохнулся и минут пять лежал как мертвый, а потом еще столько же притворялся, косясь глазами по сторонам и тревожно принюхиваясь. Он умолял не приближаться к нитроглицерину и не трогать его ни при каких обстоятельствах.

– Взорветесь, – делая страшные глаза, твердил Собреро. – Если уж у меня, природного итальянца, уже пиджак дымится, то от вас, петербуржского скандинава, и мокрого места не останется.

Сначала Нобель подумал, что чем-то внушил к себе симпатию, но позднее выяснилось, что добрый старик Асканио каждому новому знакомому говорил одно и то же, а так как все время выслушивать кошмарные предостережения и вдыхать запах горелого пиджака многим казалось скучным и даже оскорбительным, то постепенно растерял друзей и знакомства и умер в тиши Италии своей от старости и от страха.

Однако храбрый Альфред Нобель не испугался, стал подмешивать к нитроглицерину всякие пакости и двадцать пятого ноября получил динамит, то есть вещество, которое взрывалось не по собственной воле, а только тогда, когда это было зачем-нибудь нужно. Из-за этого Нобеля не любили. То есть в глаза этого никто не высказывал, а наоборот, поздравляли, знакомили со своими дочками и перехватывали без отдачи, но однажды, когда кто-то распустил слухи о его смерти, высказали. Называли кровавым злодеем и торговцем смертью, причем среди надрывавшихся нашлось несколько торговцев кухонными приборами, от которых погибли почти все когда-либо погибшие люди. Когда Нобель вышел, всем, конечно, стало неудобно.

– Ой, – сказали, – а мы думали, что вы того, хе-хе. – Но он все равно расстроился.

– У меня, между прочим, триста пятьдесят пять патентов. Чего вы к этому динамиту привязались?

– Да говорим же, думали того. Где этот дурак языкастый? Это все он, сказал, что вы умерли, дай вам Бог здоровья. Пойду жене расскажу. Эдакий смешной анекдот.

После этого случая Нобель решил остаться в памяти человечества бескорыстным убийцей и отдал свои деньги на учреждение премии для физиков, химиков, литераторов, медиков и проходимцев. По поводу последних у Нобеля вышло много споров, но его все-таки убедили, что и проходимцев тоже нужно помечать для вразумления молодых поколений.

– Вот же черт, – сказал Нобель перед смертью.

В Столовой № 100 считают, что можно было и не тратить такие деньжищи. Ведь нет лучшего способа для острастки агрессора, как наличие у тебя в кармане динамита и умение им швыряться. Сколько раз агрессор падал в бессильных слезах на грудь своей тетки, потому что матери у него нет и не было никогда, и всхлипывал:

– Они, тетенька, опять в меня динамитными шашками кидаются. Ей-богу, я удавлюсь, тетенька.

– Что же поделать, дружочек, агрессоров никто не любит. Пум!

А акцию сегодня мы посвящаем Дню воздержания от насилия в отношении женщин. Мы считаем, что бить никого нельзя, и порицаем обычай некоторых яростных приверженцев этого праздника, у которых в этот день принято колотить детей и тщедушных, интеллигентного вида мужчин.

Акция: борщ 48 рублей, плов из говядины  24 рубля за 100 грамм. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 

Сегодня друзьями и родственниками будет праздноваться день рождения Деда Мороза — этого румяного шайтана и наглого усвоителя родительских заслуг. Уставят стол селедками и усядутся пить водку. В общем, все как у всех. Потом станут курить на балконе, рассказывать возмутительные анекдоты, а под конец кто-нибудь захочет расцеловать чужую жену и повалит вешалку. Эти последние свершения могут сделать и два разных человека, но опыт дает верное удостоверение, что оба эти таланта вмещаются обычно в одном господине и распирают его изнутри, подговаривая на разные голоса:

— Целуй ее, целуй немедленно!

— Сначала вешалку опрокинь, а потом хоть на голове стой.

Наконец, когда бедняга уже не знает, что ему предпринять, он начинает вертеть руками, как китайский ветрогенератор, запечатлевает на лице какой-нибудь гражданки пахнущий луком и страстью поцелуй, а вешалка, как порядочная мебель, иногда и сама собой с глухим шумом обрушивается и лежит на полу, раскинув рукава и изображая жертву.

Про Деда Мороза рассказывают, что он был всегда и якобы одаривал золочеными греческими орехами еще князей Ольгу, Ингвара и Святослава, пытался придать педагогический смысл убийству сына Иоанном Грозным, позировал Андрею Рублеву, имел звание воеводы в отставке, всюду тряс своей бородой, и несут прочий подобный вздор. На самом деле это, конечно, все враки. Задолго до Д. Мороза его обязанности выполнял другой дед, который орудовал под рубрикой «Карачун», и выполнял удовлетворительно, хотя и имел некоторые недостатки, иногда почти несовместимые с профессией. Во-первых, он был несомненно вздорный, неопрятный и капризный старикан, который не только знал, что такое онучи, но и умел употреблять их наряду с другими подобными неведомыми штуками. А во-вторых, с сожалением нужно признать, что он ел детей. Макал их в таз с русской горчицей и ел. Неудивительно, что в те времена елочные карнавалы не пользовались популярностью.

В свободное время, не связанное с его чудовищной диетой, он любил бесцельно бродить по лесам и морозить все подряд. Во время одной из таких прогулок, в тысяча восемьсот сорок четвертом году, он был изловлен храбрым князем Владимиром Одоевским и некоторое время содержался в его петербургском доме в Мошковом переулке в качестве пленника. По приказу князя из бороды у него вычесали блох, остригли ногти и обрызгали с ног до головы духами, так как затащить его в баню не удалось. Поэтому большую часть времени, проведенную в Мошковом переулке, Карачун протяжно выл, сидя на корточках и периодически вертясь волчком. Ради смягчения его гнусного нрава перед ним с просветительской лекцией выступил сам Василий Андреевич Жуковский в бобровой шубе, потому что и его даже Карачун попытался заморозить.

— Итак, как вы имели случай удостовериться, поедание детей не только вредно с экономической точки зрения, но и совершенно неприемлемо эстетически, не говоря уже о той угрозе, которую этот обычай таит в себе для светского этикета, — закончил он свою речь.

— Да? Хорошо … тебе … так-то … после завтрака, — задиристо и нервно прогавкал Карачун.

— Ну так усвойте себе привычку завтракать, э-э-э, старина, — ответил в своей изысканной манере Василий Андреевич.

На это Карачун только дерзко взвыл, потрясая в воздухе корявыми кулаками.

Сам князь Владимир Федорович и посвященные друзья уже начали надеяться, что все эти меры смогут рано или поздно привести к полному испрямлению лукавых карачуновых путей, и в качестве увенчания здания планировали крещение во имя Отца и Сына и Святаго Духа, но злонравный Карачун, как только увидел входящего к нему для огласительной беседы батюшку, тут же неожиданно для всех превратился в селедочный хвост. Этот противный хвост носили потом в Академию наук, но так как сфера научных интересов тогдашних ученых была еще довольно далека от селедочных хвостов, то им пренебрегли совершенно и отдали академическому коту Ваське, франту в полосатой шубе.

Потом был другой елочный дед, о котором известны только более или менее достоверные версии. Так, по одной из них, это был небезызвестный полубес Переплут, оставшийся после лихого девятьсот восемьдесят восьмого без работы и подвизавшийся на посылках у разных чрезвычайно смертных ведьмаков, к которым он часто даже не успевал привыкнуть. Если бы не проснувшийся ни с того ни с сего интерес к столоверчению, то злосчастному Переплуту пришлось бы протянуть ноги. Впрочем, и столоверчение позволяло только едва сводить концы с концами. Этот дед, в отличие от своего предшественника, бороду стриг и умащивал, имел в гардеробе поношенное, но вполне приличное европейское платье, а на щеках — премилый старческий румянец. Ни о каком вытье и прочем подобном, конечно, не могло быть и речи. Держал он себя скромно, но с некоторым вкусом, не позволяя излишнего искательства, не докучая меркантильными просьбами, но исподволь давая понять, что, ежели что, он на многое способен. Во всяком случае, один глаз у него все время как-то неявно подмигивал, выдавая готовность потворствовать любым хозяйским причудам. Один раз в каком-то купеческом семействе его даже прямо спросили:

— Неужто любым?

— Любым, — просто ответил дед, но при этом сохранил такое выражение на лице, будто попросил пододвинуть сахарницу, а не согласился пуститься во все тяжкие.

Мирный и уживчивый нрав сделали возможным даже то, что его несколько раз приглашали ко двору Николая Павловича. Там он пытался строить из себя святого Николая по тем христианским лекалам, которые ему были известны, то есть подкатывал глаза, делал брови домиком, склонивши голову набок, и складывал руки таким образом, будто собирался нырнуть с мостков в речку. Однако когда к нему приступали с расспросами, то начинал врать, что ликийская Мира находится на северном полюсе, чем приводил всех в смущение. Поэтому лишних вопросов ему предпочитали не задавать. Если же речь заходила о святом крещении, то он отвечал уклончиво или пробовал отшутиться, но если дело приобретало угрожающий оборот, то предъявлял справку, выданную одной из протестантских деноминаций, где говорилось, что податель сего был крещен путем окунания и последующего возвращения на сушу. Сверху крупными буквами там было написано: «Справка выдана христианской церковью», подробности же были описаны мелко и требовали острого зрения. Вместе со справкой откуда-то из-за пазухи дед доставал кружевной окунальничек и капал на него послушною слезой.

В целом, этот дед считался довольно сомнительным персонажем. Подарки детям часто приносили ангелы, и дед жестоко ревновал, но вида старался не показывать и вообще сторонился скандала. Он даже немного сожалел, когда последний ангел покинул территорию советской России с последним пароходом из Крыма. Сам он остался, в надежде, что теперь, в отсутствие конкуренции, дела пойдут в гору, но жизнь его превратилась лишь в череду арестов, высылок и тому подобных сюрпризов. Говорят, что его полностью реабилитировали в тысяча девятьсот тридцать шестом году, но на самом деле его звезда закатилась окончательно в двадцать девятом, когда он, по одной версии, был расстрелян, по другой — умер в пересыльной тюрьме, а по третьей — перевоплотился в бога Вишну, до смерти напугав конвойных собачек. Костюм его и вифлеемскую звезду разместили в краеведческом музее между снятым с убитого архиерея облачением и серебром из какого-то зажиточного дома, а прочие вещи были разобраны нижними чекистскими чинами, которые пытались обменять окунальничек на водку, но не преуспели.

Современный Дед Мороз родился, как уверяет календарь, 18 ноября на фабрике по производству шестеренок, вступил в ВКП(б), некоторое время курировал обновленцев, а в 1936 году получил новое назначение, с которым справляется и по сей день. Тогда же, в тридцать шестом, ему была придана сотрудница того же ведомства под оперативным псевдонимом «Внучка». До начала шестидесятых они аккуратно по два раза в месяц писали друг на дружку доносы, но после их попросили делать это не так часто, и они повиновались. Внешне он напоминает киношного секретаря парткома, только с бородой. Сейчас ему как якобы законному владельцу вернули из музея костюм и звезду, но он предпочитает одеваться подороже и остается верен пентаграмме.

А акцию сегодня мы посвящаем годовщине открытия первой официальной линии голубиной почты во Франции. Голуби шикарно смотрелись в почтальонских мундирах, и хотя некоторые называли их в связи с этим «пижонами», острый глаз и отсутствие топографического кретинизма сделали так, что почти в каждой французской столовке им посвящали акции, где они находились в окружении пикулей и салата. За заказ подобного блюда можно было, кроме того, получить бесплатную марку. И кто мы такие, чтобы спорить с французскими кулинарами? Акция: суп-лапша на курином бульоне 17 рублей, ленивые голубцы 44 рубля , а на гарнир гречка 26 рублей за порцию. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 

В столицах распространена мысль, что все провинциальные развлечения сводятся в основном к тому, чтобы ковыряться в навозе или пить отраву, используя в качестве рюмок краденые из столовой солонки. Конечно, солонки крадут, но не всегда используют их таким мрачным образом. Иногда в них хранят соль, а романтичные личности, не чуждые тяги к некоторому блеску, держат в них рваные цветы или располагают в серванте на зависть менее удачливым соседям. Да и вообще, подобные столичные представления обусловлены незнакомством с местной жизнью, неумением отличить навоз от доброкачественной мерзости и, добавим от себя, оголтелой райтерской брехней.

Например, чтобы поглазеть на нищих, можно пойти к православной церкви. Только не к паперти, откуда их давно уже прогнали, а к ограде, где они покуда чувствуют себя свободно. Можно пойти и к мечети, но это только по пятницам, а любопытство, согласитесь, хочется удовлетворять во всякий день. К тому же, у мечети их мало и все какие-то на одно лицо и в тюбетейках. У костела нищих тоже мало и все полоумные. Там всегда одна и та же парочка — похожая на штатив старуха с агатовой брошью на шее и неопрятный толстяк в удивительно коротком золотом галстуке. Протестантские собрания больше похожи на общество анонимных алкоголиков, поэтому должность главного нищего там отправляет пастор и, ревниво следя за тем, чтобы ему никто не составил конкуренции, забирается со своей паствой в разные хорошо охраняемые или попросту недоступные места. У синагоги же нищих нет вовсе. Даже наглые цыгане давно махнули рукой и утверждают, что доля порядочных людей среди иудеев в последнее время резко уменьшилась. Тут они, конечно, неправы, потому что еще пророчествующий царь Давид говорил, что порядочных людей в его окружении нет.

А возле православных храмов имеются нищие на любой вкус. Есть величественные молодцы, каким обычно вод у крупных монастырей, которые считают себя частью литургики, где-то между гимнографией и эортологией. У них даже имеется обеденный перерыв, и говорят они солидно:

— Кто не подавал?! Не толпись, не создавай очередь.

Есть классические оборванцы, у которых, к сожалению, хватает смирения только до определенной суммы, а дальше терпение лопается совершенно и они уходят навстречу приключениям. Есть промышленники, работающие на массы, и артисты, поражающие воображение отдельных гражданок. Есть нудные цыганки и цыганки веселые, которые клянчат только с целью открыть дверь к спасению и безумным русским тоже. Есть недугующие сребролюбием старушки и старушки, оснащенные креслом на колесах и пользующиеся этим преимуществом в погоне за православными христианами, желающими улизнуть. А есть такие, как наш райтер, которые только на минутку остановились у церковной ограды, захваченные размышлением о покупке нового платья, получили пятачок и тут же склонились к мысли, что как бы то ни было, а гардероб нужно обновить.

Однажды мы видели, как две престидижитаторского вида женщины раздали всем нищим по два рубля, а потом стали соблазнять их трудом. Они с жаром говорили о том, что следует вставать ни свет ни заря, будить петухов, натягивать на себя холодную робу и, взявши кайло, уходить куда-то там махать им во все стороны, а после захода солнца возвращаться в свой дом и цепенеть, оказавшись во власти сонных видений, сияя при этом от счастья и попутно подавая добрый пример молодежи. Кажется, что именно так они и говорили, мы всего не запомнили. Нищие, получившие двухрублевики, слушали молча, благородно считая себя обязанными. Лишь одна женщина, перепутанная множеством платков, пошла в сторону, и мы совсем было уже начали думать, что она, заразившись идеей махания кайлом, пошла добывать все для этого необходимое, включая холодную робу, но она дошла только до угла, а там привалилась к ограде и замерла. И тут одна рыжая, находящаяся под строгим наблюдением палеоневрологов цыганка, которую боялись даже родственники, считая орастой скандалисткой, начала горланить. Мы сначала подумали, что у кого-то в кармане включился маленький морской ревун, но потом различили слова.

— Да?! – горланила цыганка. – А вы попробуйте тут каждый день постоять! И в зной, и в холод, и в дождь, и в снег! Даже когда у людей праздник, у нас самая страда наступает! Это вам не взятки по кабинетам вызуживать!

Престидижитаторши так обиделись, что поотбирали у всех свои двухрублевки и каким-то чудом еще и с прибылью. А рыжая цыганка, кроме этого, недосчиталась серег и золотого зуба. Как они это сумели сделать — загадка. Палеоневрологи, конечно, предлагали позднее свои версии, но в результате только передрались между собой.

Это, впрочем, не единственная профессия, которая затмевает глаза своим ослепительным ореолом, а на деле оказывается скучной возней с риском для здоровья.  

Например, бандиты из западных штатов САСШ тоже представляются закутанными в уютные пончо красавцами с чашкой какао в руке и ароматной сигарой в зубах. Будто бы у них только и дела, что строить глазки в объектив кинокамеры, звенеть шпорами и поражать противников с двухсот шагов. На самом деле им приходилось вечно таскать с собой тяжеленный дробовик и двухкилограммовый револьвер. Многие жаловались на то, что не чувствуют вкуса какао и кашляют, а когда нужда заставляла их кого-нибудь убить, то они обязаны были часами мокнуть в засаде или ползать по задворкам, потому что бездымного пороха тогда еще не изобрели и первый же выстрел порождал уйму тумана, в котором впечатлительным бандитам мерещились черти, что меткости не способствовало. Поэтому стрелять нужно было шагов с трех и делать это первым. Полиэтилена тогда тоже еще не было, но было время смачной органики, и слишком долгое ползанье по задворкам могло спровоцировать чахотку или какую-нибудь бубонную чуму. Кроме этого, в Америке любой дурак имел оружие: в случае нападения на банк тут же организовывалась погоня, и несчастному бандиту приходилось скакать по безвидным местам, что не является фигурой речи, а представляет собой именно то, что выражается словом «скакать». Немудрено, что кроме какао, они не чувствовали и собственных задниц. Работа была до того откровенно паршивая, что некоторые всерьез подумывали уволиться и заняться чем-нибудь другим.

И вот тут, как нарочно, в 1879 году владелец столовой в штате Огайо Джеймс Ритти, его же память ныне совершаем, придумал и запатентовал кассовый аппарат. Проблема Ритти была такая же, как и у всех владельцев столовок: предпринимательством в его заведении занимались все, кроме него самого, и даже свериться с кассой не представлялось возможным, потому что, ну вы понимаете, времена смачной органики. Тогда Ритти поднатужился и изобрел кассовый аппарат. Это была поистине адская машина. Работала она на угле и отрубала руки всякому, кто не пробивал чек. Известен случай, когда кассовый аппарат преследовал такого гада за границы штата, а там, почувствовав себя в другой юрисдикции, до того осатанел, что изрубил негодяя в капусту, и ему ничего за это не было. Он просто дал свисток, развернулся и укатил обратно к мистеру Ритти, который приварил к его корпусу шерифскую звезду и задал отборного угля.

С тех пор большинство бандитов Запада пошло работать кассирами и занимаются этим по сей день. В Столовой №100 они до сих пор носят шпоры, а на планерках демонстративно вынимают кольты и чего-то там у них протирают. Говорить предпочитают на вздорной смеси из английских и испанских слов, а потом удивляются, что не находят общего языка с директором.

Сейчас, конечно, кассовый аппарат переродился и из защитника хозяйского кармана сделался внедренным государственным агентом, но акцию мы все равно посвящаем славному Джеймсу Ритти, который не знал, что так выйдет, и уже почти обучил кассовый аппарат не только линчевать кассиров, но даже и устраивать децимации среди клиентов. С одной стороны, не совсем понятно, зачем это было нужно, но иногда будто пелена спадает с глаз и все становится очевидным: солонки!

Акция: суп гороховый 17 рублей, люля-кебаб 47 рублей и на гарнир картофель жаренный с грибами 24 рубля за 100 гр. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 

Для всех, кому повезло, кто не свернул себе шею, скача по крышам гаражей или лакомясь запретными плодами в чужом саду, кто не ошибся в расчетах, экспериментируя с жидкостями и смесями, и не был раздавлен самосвалом, кто смог вовремя отвлечься от переживаний разбитой любви, а в тот момент, когда все прыгали с крыши, сумел удержаться и воспользоваться лифтом, кто был сочтен чересчур легковесным льдами и минами или оказался слишком тяжел и неповоротлив, чтобы вообще соваться в подобные места, кто умел находить податливые части в начальственном теле и вовремя карать нерадивость тел подчиненных, для всех осторожных и благоразумных, которые всегда с опаской оглядывались, ожидая прибытия поезда, и избегали стояний под стрелой, а также ветреных, но при этом носимых на руках своевольными богами удачи, — для всех этих счастливчиков рано или поздно наступает момент, когда в их дверь стучит специальный фельдъегерь, вносит в дом посылку и просит расписаться в получении.

Посылка пахнет странной смесью ванили, корвалола и мышей, а под крышкой имеет набор вещей, которые не продаются в магазинах. В коробке, помеченной буквой «Б» находятся головной плат, плюшевая безрукавка, войлочные ботинки на молнии, шаль и химический карандаш. В коробке с буквой «Д» — шерстяная кепка, серый пиджак, в кармане которого спрятана облепленная табачной крошкой карамельная конфета, вязаный жилет и расческа. Фельдъегерь, несмотря на свой высокий чин, начисто лишен надменности, но, напротив, со снисходительной улыбкой вынужден испытывать на себе надменность адресатов.

— Это что же такое? Я это не надену.

— Как скажете. Однако же расписаться необходимо, таков порядок. Вот, положите-ка под язык.

— Мня-мня… Хорошие же порядочки вы у себя завели… Мня…

— Вот тут, где галочка, мерси. Нет-нет, шаль нужно повязывать на поясницу, разрешите-ка, я помогу. Вот-с, этот тренд всегда в бренде.

— Чего?

— Да, забыл сказать, вам теперь нужно стараться путать иностранные слова.

— В брэнде?

— Нет, нет. В бренде.

— В брэн-де.

— У вас получится.

— А это еще зачем? На что мне химический карандаш?

— Ну, я полагаю, сообразите. И да, когда станете рисовать брови, то старайтесь повыше и не пользуйтесь зеркалом. Что, в самом деле, нам в этом зеркале? Не правда ли, одна раздражительность? Ну-с, мне пора. Нация у нас стареющая, работы прибавилось. Вот вам клюшка. За это расписываться не надо, это от меня лично.

— Как это не надо? Жулики!

Фельдъегерь на это поднимает большой палец вверх и уходит довольный и обнадеженный.

Адресаты с буквой «Д» обычно более сговорчивы и часто открывают дверь фельдъегерю уже по всей форме. Фельдъегерь всегда этому радуется и хвалит.

— Хвалю, — говорит. – Только следите, чтобы свитер из-под рукавов пиджака пузырился, это важно.

— Спасибо, — улыбается адресат, — а то мне жена-то, покойница, все выговаривала, все переодеть хотела.

— То-то, что покойница, — ласково говорит фельдъегерь.

Когда наш райтер узнал о праздновании Дня дедушек и бабушек в РФ, то чрезвычайно разволновался. Отпустил гораздо более густую, чем обычно, бороду, раздобыл где-то редчайший фуфырь и расфуфырился с помощью этого диковинного предмета почти до неузнаваемости, по десять раз на дню выспрашивал, который теперь день, чтобы не пропустить празднование, потом переводил дату в китайский календарь и так запутался, что отправился дежурить перед Дворцом культуры, волнуя прогуливающихся там же мамаш. Свидетели утверждают, что даже подпрыгивал, пытаясь заглянуть в окна, и подкупил сторожа украденной у завхоза жидкостью. Окна между тем только отражали расфуфыренного райтера с развевающейся бородой, сторож же поклялся в вечной преданности, но вскоре позорно уснул прямо на своем посту.

— Слабак, — заявил в своем коммюнике завхоз.

А потом, повинуясь всесильному бесу обобщений, добавил: «Все сторожа слабаки».

Наконец герольд с огромными бакенбардами провозгласил, что праздник начался, и трепещущий райтер взошел в залу. Он ожидал, что все сразу кинутся его поздравлять, что сразу пробка в потолок, ему уже грезился ростбиф окровавленный и откуда-то из глубин залы он успел поймать на себе флегматичный взгляд копченой скумбрии. Но действительность оказалась не такова. Так и мы с вами, любезный читатель, желая, например, напугать тщедушного племянника, планируем все железной рукой, но в тот самый миг, когда уже вполне готовы выскочить с диким криком из-за шкафа, а затем хищно наблюдать у своих ног дергающегося в страхе родственника, с вершины того самого шкафа, в котором мы мнили свое укрытие, вдруг сползает предательская меховая шапка, легко касается нашей шеи, и вот мы уже сами барахтаемся на полу, издавая смешные предсмертные крики и веселя того самого племянника, который минуту назад был, кажется, в полной нашей власти.

Оказалось, что праздник посвящен не просто бабушкам и дедушкам, а тем из них, кто, помимо недугов, еще и имеет внуков. Это выяснилось прямо на входе. Райтер, конечно, пробовал врать, что у него полно внуков и все они, как один, могучие престидижитаторы, но ему не поверили и в конце концов взяли за руки и вывели вон, а какой-то сопливый тридцатишестилетний дед назвал его самозванцем и хлопнул скумбрией по голове. Райтер еще некоторое время ходил вокруг и кричал в окна, что не больно-то ему и хотелось, но в общем это выглядело совсем не натурально. Воротился он такой расстроенный, что нам пришлось всей столовой утешать его, а директор даже поцеловал его в макушку. Райтер ни за что не хотел посвящать сегодняшнюю акцию бабушкам и дедушкам, а особенно дедушкам, но директор уговорил, сказав, что не все из них «пройдохи», «ревнивые негодяи» и «низкие скареды».

— Акцию сегодня мы все-таки посвятим бабушкам и дедушкам, — сказал он. – А райтера нужно как-то убедить принять душ, а то у него от головы уже какой-то скумбрией пахнет.

Акция: борщ 36 рублей и паста со свининой 63 рубля.

Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7 

Наша почтовиха, та самая мать одиночка и перемать одиночества, имеет щеки кирпичного цвета и лоб, отливающий коричневым. Многие считают, что ее глаза бессмысленны и ничего не выражают, но это не совсем так. Если долго смотреть в самую их глубину, то начинаешь ощущать всю бессмысленность великой степи, вечных наносов песка и палочек, остатков неведомых и грозных владык на блохастых лошадках, и, почувствовав, как в самый хвост заглубляется кусачий репейник, вздрогнешь и отойдешь от греха подальше. И вообще, глаза ее подобны молниям и смотрят надменно и решительно, как глаза азиатских принцев. Райтер утверждал даже, что видел, как она одним только взглядом сожгла макет Столовой №100, который завхоз созидал из спичек и голубиного помета в течение полугода, кропотливо укладывая все в строгом пометно-спичечном порядке без единого гвоздя, а она только взглянула и обратила все в один момент в пепел, в прах, пыль и тлен, пощадив только картонку, на которой макет удерживался как на камени основания.

— Вы не повѣрите, — горячился райтер, делая круглые глаза, — только глянула и тутъ же пыхъ! Я тутъ какъ разъ стоялъ по одному нарочному дѣлу, вотъ гдѣ вы теперь, и тутъ вдругъ шумъ, пламя, насилу ноги унесъ. Думалъ, что сгорю какъ есть и уже мысленно набрасывалъ некрологъ и планировалъ похороны. Я, стало быть, въ строгомъ костюмѣ, а кругомъ цвѣты, и смотрю серiозно, но вмѣстѣ съ темъ и ласково, какъ бы говоря: приказываю, молъ, долго жить. Ну, закуски всякiя на столахъ, Зеленкинъ въ слезахъ пирожокъ ѣстъ, женщины одна за другой падаютъ въ обмороки и у дверей дежуритъ карета скорой помощи. Да, говоритъ директоръ, сгорѣлъ до тла. Хотѣли, говоритъ, уже въ закрытомъ гробу хоронить, но потомъ подумали, что костюмъ-то еще ничего, жаль будетъ костюма-то. Вотъ, говоритъ, насыпали пепелъ подъ пиджакъ, вмѣстѣ съ пометомъ, а голову взяли изъ музеума, отъ прижизненнаго чучела, она изъ папье-маше, не теребите, спасибо, не ковыряйте, пожалуйста, спасибо, спасибо, намъ ея еще вернуть надлежитъ, а тамъ глаза изъ гусинаго хрусталя, что ли, чортъ ихъ знаетъ…

— Да чего вы слушаете, он все и спалил! — закричал завхоз, ковыряя пепелище палочкой.

— А завхозъ, — делая шаг в сторону, за директорскую спину, продолжал райтер, — бьется головой о стѣну и кричитъ: «Увы мнѣ! Я былъ грубъ съ покойнымъ и подозрителенъ. Лучше бы это я сгорѣлъ вмѣсто макета! Ей-богу».

— Вы смотрите только на него, — ахнул завхоз, — да ведь это он тут своим пеплом везде трясет и врет через слово. Удивительно, что еще мы все тут не погорели от его вонючих папирос и брехни. А я ведь всегда говорил, что пить гораздо лучше, чем курить.

Но тут уже все хором согласились, что пьет завхоз гораздо лучше, чем курит, а курит так, что только один срам, и про райтера, на его, райтерское, счастье, позабыли, предоставив ему ходить между собой, как какой-нибудь забытой фиговине, и сожалеть о прожженной манжете, которая лелеялась, как главный доказательный козырь, и должна была лечь на стол, когда дело дошло бы до опроса свидетелей.

Но как бы то ни было, глаза у почтовихи действительно светятся в темноте, а фигурой она пользуется классической и даже более классической, чем сама классика, потому что выглядит, как Венера Виллендорфская с вязаным беретом на глазах, на которую надели малиновое пальто. Мы знакомы с ней уже лет двадцать, и за это время она не изменила ни своей должности, ни семейному статусу, ни внешности, что говорит о том, что ее обласкали почтальонским ремеслом не по старости и немощи, а в уважение к беспримерной тупости. Других почтальонов, может быть, возвели в этот сан за другие отличия, но ее, по всей вероятности, именно за это. Тем не менее, она смотрит на всех несколько свысока, насколько позволяет виллендорфский рост, в особенности же на райтера, которого считает уголовником за то, что часто приносит ему судебные повестки и прочие в этом роде известия. В некоторых заповедных снах ей даже грезится, что когда-нибудь, когда государственное терпение наконец лопнет, именно ей поручат его расстрелять. В этих снах она обычно общается с похожим на майора Знаменского товарищем с седой волной и ленинским прищуром.

— А ружье мне дадут?

В ответ Знаменский смотрит на нее, ощурившись проницательным чекистским взглядом.

— Да я просто спросила. Если нет, так я и так, голыми руками.

Дальше сон обычно сворачивает в сторону довольно грубой эротики, где голые руки, и пересказывать его нам совестно.

При всем при этом, однако, она довольно подвижна и всегда приносит нам разные сплетни.

В этот раз она рассказала со ссылкой на какие-то там источники, что Газпрому отключили насосы через спутник. То есть насасывались они, насасывались, как вдруг наступил предел.  Сначала, конечно, все недоумевали и пытались жать на кнопку. Кнопка клацала, но насосы стояли и не работали. Тогда директор Газпрома подумал и велел тыкать кнопку еще.

— Тычте, — сказал, — тунеядцы. Да не этой тыкалкой, не украинской, она не работает, а вон той, австрийской.

Однако австрийская тыкалка почти сразу погасла и стала неотличима от украинской. Тогда позвали специалистов, но специалисты все как один оказались племянниками директора и поэтому только тыкали бесполезную кнопку с разной степенью усердия. Наконец догадались послать за шаманом, ввиду экстренности событий. Шаман приехал в сопровождении полицейских, сказал прорву неведомых слов, указывая пальцем в небо, стукнул в бубен одному из племянников и был увезен в неизвестном направлении.

— Зря мы этого гада позвали, — сказал стукнутый племянник, — все равно ничего не понятно. Спутник какой-то…

Тогда в газпромовских подвалах поймали и вынули на свет еще одного специалиста, который приходился директору четвероюродным племянником и, к тому же, нелюбимым, а поэтому вынужден был кой в чем разбираться, чтобы не протянуть ноги. Четвероюродный был зол, подслеповато хлопал глазами на солнечный свет и имел полустертую лилию на левом плече. Перво-наперво он потребовал сводить его в баню и отныне присылать к обеду банку русской горчицы, а сам обед доставлять ко времени и в горячем виде, и когда все это ему было немедленно обещано, приступил к осмотру молчаливых насосов.

— Что же, — сказал он после каких-то темных махинаций, — совершенно очевидно, что насосы отключили дистанционно, через спутник.

— Это же самое нам и шаман сказал, — зашумели племянники, — ты объясни, что это значит!

— А значит это, что насосов у вас больше нет. Можете увезти их на дачу и хранить у них внутри старую обувь и прошлогодние журналы.

От горя несколько племянников даже помешались, хотя поведение их никак от этого не изменилось. Брыкающегося четвероюродного отослали в подвал, насосы отвезли на дачу и приспособили под хранение старья, а вместо них решено было воздвигнуть отечественные, зеленого цвета и с нарисованными пентаграммами. Изготовили их в Татарстане по сохранившимся еще от Золотой Орды рецептам, стянули болтами, покрасили в зеленый цвет, начертили пентаграммы и отправили в Газпром с приставленным человеком по имени Курмангалиев. Курмангалиев сидел в кузове на узелке, держал в руках кувалду и с любопытством вертел головой по сторонам.

Потом началися будни. Ордынские насосы были включены, взревели, как разъяренные драконы, затрещали всеми своими внутренностями, затряслись и покрылись крупными каплями конденсата. После этого поочередно испустили облачки пара и заглохли.

— А-а-а, — кричали племянники, — не работает! А-а-а! Курмангалиев!

— А-а-а, — кричал Курмангалиев, — бегу уже!

И, действительно, все увидели, как Курмангалиев бежит, размахивая над головой кувалдой и нанося ужасные удары по насосам. Сразу вслед за этим или, как позднее злобно говорил четвероюродный, вследствие этого, из насосов повалил черный и едкий дым.

— А-а-а, — заорали племянники, — задымились, а-а-а! Курмангалиев! Верти задвижку!

— А-а-а, — доносилось из дыма, — верчу, не подается, сука!

— А-а-а, сильнее верти!

— А-а-а, пошла вроде, а-а-а!

— А-а-а, Курмангалиев! Ты не в ту сторону вертишь!

— А-а-а, — орал Курмангалиев, выпрыгивая из дыма с вентилем в руках, — отломилась! Бегите в горы! А-а-а!

— А-а-а!!!

Сразу вслед за этим состоялось экстренное совещание в тайном газпромовском кабинете в горах. Для наглядного подтверждения экстренности племянники были перепачканы какой-то сажей.

— А потом — бац! — шумели они наперебой. — Как все задымилось, будто конец времен настал!

— А задвижку вертели? — спросил директор.

— Она сломалась, — махнули рукой племянники.

— Как это сломалась? — оторопел директор. — Там же ломаться нечему!

— Это все Курмангалиев, очень уж здоровый тип. Налег — и поминай как звали.

Уж и не знаем, связаны ли эти события, а только в интернете потом появились заголовки «Клевитан обозвал татарина мразью».

На этом почтавиха закончила сплетничать и ушла домой, пообещав предварительно, что будет держать нас в курсе.

— Как-то это не того, — сказал после ее ухода завхоз, — «Клеветан обозвал татарина». А татарин не растерялся и пожаловался в суд. Чего доброго, потом придется писать: «Суд велел Клеветану извиниться перед татарином», а после Клеветан и правда поедет к татарину и скажет: «Татарин, а татарин? Я больше так не буду», и хочешь не хочешь, а напишешь: «Татарин простил еврея и они ушли в закат, поддерживая друг дружку за талию». А что касается райтера, то я еще раз повторяю, что он все врет.

— Да я и сам понял, что врет, — ответил директор. — Как только услышал, что он якобы начал набрасывать некролог и планировать похороны, так сразу и понял. Некролог ведь у него уже давно готовый лежит, я читал: все брехня, но так жалостливо поданная, что я даже всплакнул. А план похорон в сейфе хранится. Ты, кстати, приглашен.

— Правда? — оживился завхоз.

— Да, и с супругой.

— Ну ладно тогда, раз так.

— Там еще фотографии есть. На одной он придерживает голову за подбородок, как бы опасаясь, чтобы не отвалилась, а на другой смотрит вдаль. Хорошие фотографии.

Тут уже и райтер, поняв, что ему, кажется, ничего не угрожает, ощутил вдруг прилив нежности ко всему сущему, выглянул из-за директорской спины и, обращаясь к завхозу, сказал:

— Ахъ, да вѣдь и я бы пилъ. Честное слово, какъ дуракъ на поминкахъ бы пилъ, если бы меня не тошнило отъ водки. И вообще отъ всего на свѣтѣ.

А акцию сегодня мы посвящаем национальным героям Ямайки и надеемся, что к их сонму причислят нашего любименького Боба Марли, несмотря на то, что он больше курил, чем пил.

Акция: рассольник 17 рублей и плов куриный 23 рубля за 100 граммов. Ждём всех своих друзей по адресу: г. Астрахань, ул. Брестская, д. 9а, +79170833300, координаты GPS: N 46°19.48' E 48°1.7